Языковой вопрос в Украине не касается одного русского языка. Он относится к языкам всех национальностей, из которых состоит Украина как политическая нация. Украина многонациональна и мультикультурна.

В интересах внутреннего богатства и жизненного разнообразия было бы хорошо способствовать поддержанию этой живой многонациональной пестроты. Она — не что иное, как символ бытия естественного и нешаблонного. Но Украина по Конституции — государство унитарное, в отличие от, скажем, России или Германии, которые федеративны.

«Единство в многообразии» — принцип федерации. «Единство, как таковое» — принцип унитарности. Здесь и зарыта собака.

Идеологически Украина пребывает в 19-м веке, то есть в эпоху бурного развития «дикого капитализма», торжества социалистических идей как реакции на дикий капитализм и борьбы за национальное самоопределение. То, что для Европы это смысловое поле – позавчерашний день, мало кого трогает, и мало кому понятно.

«Великая Австрия», «Великая Германия», «Великая Польша», «Всемирная Британия» уже отмахали флагами. Идеология национального величия прошла через сито двух Мировых войн в самом безбожном столетии и перестала определять политику ведущих европейских стран.

А Украина, с опозданием попав в обойму самостоятельных государств, пытается поспешно доказать самой себе свою полноценность и равнозначимость в семье прочих европейских народов. Это печальные потуги, так как они говорят об отсутствии самокритики.

Как стране огромной по размерам и желающей представлять из себя нечто монолитно-крепкое, Украине предстоит задача явить миру свой культурный лик, без которого можно сомневаться в существовании страны и народа. Но этого лика пока нет. Его только предстоит создать.

Все, что есть — это плоды пробуждения национального самосознания в том же 19-м веке и советское прошлое. Этого очень мало. Нас же убеждают в том, что культурный лик есть, что «если враги мешать не будут, то все будет прекрасно», и эта выдача желаемого за действительное ужасна.

Но русский-то язык и великая культура, зафиксированная средствами этого языка, есть. Это не просто культура национального меньшинства, поскольку количество русскоязычных граждан Украины стремится к половине её населения. Это культура ближайшего этнического, географического, исторического и культурного соседа. Если угодно – брата, не упуская из внимания то, что отношения между братьями часто бывают не идеальны.

Российский культурный лик существует, как лик в мире узнаваемый, и свое слово Россией отчасти сказано, а отчасти ожидается. Ситуация с Украиной гораздо скромнее. И получается, что в сложившихся условиях Россия превращается в идеологического врага и помеху самому существованию Украины.

Оставляя украинцу атрибуты гражданственности, Россия средствами культуры способна пленять душу украинца, превращая развитие самостоятельной украинской культуры в дело сколь ненужное, столь и невозможное. Таково непридуманное, естественно сложившееся положение дел, сформированное всем ходом протекшей истории и набором незримых простому глазу внутренних фактов.

Все это если не понимается, то ощущается многими. Эта коллизия ужасна. Русскому языку и России в целом присваивается титул главного врага украинской государственности. Причем ситуация видится так, что единственный способ для России «перестать мешать» Украине, это – исчезнуть. Все остальные вещи, как то: «демократизация России», политика добрососедства, здоровый прагматизм в отношениях – недостаточны и воспринимаются лишь как полумеры.

«Ты была велика и могуча», — говорит Украина России. — «А я была в твоей тени. Теперь я хочу быть как ты, а ты исчезни. Американцы тебя задушат или исламские боевики разорвут, мне все равно. Ис-чез-ни. Вместе с царями, монахами, писателями, композиторами, генералами. У тебя больше нет культуры. Ты спиваешься. Спивайся быстрее, и не лезь ко мне со своей загадочной душой и братскими объятиями».

Вот отсюда и шум. Отсюда и политическое «мичуринство», при котором от людей пытаются требовать говорения и мышления не на языке этнической принадлежности и культурного воспитания.

Гагаузы, крымские татары, буковинские румыны и закарпатские мадяры могут быть терпимы, и их национальные требования могут быть удовлетворяемы по остаточному принципу. Но русский язык – слишком мощный фактор, влияющий на вектор и качество мышления, чтобы относиться к нему в духе разных благодушных европейских конвенций.

Дело сводится к прозрачной дилемме: если Россия сильна – Украины нет, либо она подобна сновидению. Я говорю только о культурном противостоянии и ни о чем больше.

В глобальном мире любая самостоятельность с недавних пор грозит стать эфемерной. А тут речь идет о стране, так и не сподобившейся стать на ноги за двадцать лет независимости. Поэтому последовательный украинофил, политик или обыватель, будет неумолимо склоняться к русофобии, а любить в России будет только тех, кто ненавидит Россию, живя в ней.

Если Россия будет трещать и разваливаться, найдется много украиноязычных «друзей», приветствующих таким образом «демократизацию северного соседа». Если же украинский мальчик прочтет Достоевского и иными глазами взглянет на мир, то найдутся те, кто обвинит этого мальчика в пособничестве «заклятому врагу».

В Украине нет споров о филологии. Здесь спорят о метафизике и о судьбах мира, только не отдают себе в этом отчета. Ну а русские должны быть умными, сильными и крепко верующими в Христа Спасителя. Рильке сказал, что «Россия граничит с Богом». Видно тем, кто граничит с Богом, нужно чувствовать вражду со всех сторон. И язык здесь ни при чем.

Протоиерей Андрей Ткачев

Православие и мир