Альтернатива

Прежде чем попытаться охватить взглядом весь безумный и кровавый витраж эпохи — эта метафора, уже однажды мною использованная, очень нравится мне, и потому я буду возвращаться к ней ещё не раз, хотя и реже, чем хочется — давайте сначала посмотрим на маленькое, но блестящее стёклышко, последние пару лет привлекающее к себе пристальное внимание всех, кто хоть как-то интересуется мировыми делами. (Тем, кто не интересуется, я хочу напомнить старую, как человечество, истину: если вы ими не интересуетесь, это совершенно не означает, что мировые дела не интересуются вами, и в этой связи вам лучше начать интересоваться немедленно — пока не стало бесповоротно поздно).

Вот как видит это стёклышко один из самых интересных эссеистов нашего десятилетия Богемик:

«Сейчас у Запада просто нет времени на игры длительностью в три поколения. Поэтому в ход идёт идея Халифата, вышибающая своим адептам мозги моментально и бесповоротно (после чего они превращаются в недееспособных бородатых младенцев, с которыми можно делать всё, что угодно). Несчастные арабские социалисты, просто не успевшие дожить до естественного распада, не понимают, что происходит. Они пытаются отстреливаться и спрашивают «за что?!». Их одного за другим вытаскивают из укрытий, убивают и заменяют на религиозных фанатиков».

Добавлю — и делают это, не особенно утруждаясь объяснениями. Светские режимы неудобны: они как будто почти «свои», такие же, и по отношению к ним всё ещё существуют какие-то правила игры, некое подобие политеса с менуэтом. Не то с фанатиками: с ними, повторю вслед за Богемиком, можно творить всё, что угодно. Это не только удобно, но и правильно, и хорошо. Чужой фанатизм возводит тех, кто манипулирует фанатиками, на недосягаемый пьедестал абсолютного морального комфорта. «Мы, люди, не можем и не должны договариваться с безумными дикарями. Дикари понимают только один язык — язык силы (манипуляция есть функция силы). Мы — люди, поэтому правы всегда, они — троглодиты, поэтому не правы никогда». Оцените изящество этой максимы и прищёлкните языком от восхищения.

Вскользь упомянутый Богемиком дефицит времени — не новая, но в нашу эпоху резко обострившаяся проблема. Связано это с тем, что время, на фоне постоянно дешевеющих или вовсе отпадающих за ненадобностью в производственных и когнитивных процессах ресурсов, стало едва ли не единственным бесценным и осязаемым источником обогащения мировых элит. Ротация элит у рычагов власти, с конца XIX века более или менее прочно привязанная к системам эгалитарных демократий с их календарными выборными циклами, только подчёркивает такую значимость времени как ресурса. Начиная с эпохи индустриализма, дискретное время — одно из самых впечатляющих изобретений человечества — всё увереннее обретает черты всеобщего эквивалента, заменяя все прочие. Тем, кто этого пока не понял, я предлагаю просто принять мой постулат в качестве аксиомы.

Итак, каким понятием можно наиболее полно и кратко охарактеризовать происходящее в мире? Я выбираю термин «секвестр». Если существует какой-то консенсус среди мировых элит, то едва ли не единственной процедурой, на которую он распространяется, является именно секвестр. Секвестр недееспособных государственных, национальных, корпоративных и популяционных образований по всей планете.

У «незападных» людей, среди которых волей и неволей оказалось огромное число русских в результате почти столетнего — под разными масками, но за ними отлично просматривается всё та же до отвращения знакомая ордынская козья морда — господства соввласти, царствует уверенность в монолитном единстве Запада и западных (мировых) элит. Дескать, растленные западные п…сы спят и видят, как им уничтожить великую и прекрасную Россию, соборно-нравственную православную Гиперборею, родину Христа и обитель Божьей Матери, извечно осеняющих её своим покровительством. Эта уверенность была бы смешна, не будь она такой глупой зацикленностью на собственной мнимо сверхценной персоне. Очевидно, что с действительностью эта уверенность не имеет ничего общего. Запад всегда был и всегда будет оставаться «домом, разделённым в себе», но, вопреки опять же широко укоренившемуся в России убеждению, будто такой «дом» ни за что «не устоит», он стоял и простоит ещё столько, что все, ожидающие со дня на день его падения, успеют иссохнуть и рассыпаться в прах. Это нетерпеливое ожидание — ещё одна глупость, опирающаяся на фразеологию западного политического бомонда и долетающее до России алармистское жужжание (к коему русские умы вследствие особенностей правоверно-православной эсхатологии крайне восприимчивы), составляющее неотъемлемую часть западной политической и, шире, вообще культуры, и консеквенции (результаты, следствия - прим. ред.) этого премилого заблуждения далеко опережают возможные последствия умышленных преступлений. О глубоких, буквально онтологических причинах столь опасных и к тому ещё и постоянно повторяемых ошибок я скажу ниже. На самом деле такая «борьба нанайских мальчиков» — пожалуй, единственный залог постоянного развития Запада, развития, не позволяющего ему застыть в бронзово-византийском самодовольстве, следствием чего — пусть даже и после тысячелетнего героического «стояния» — будет непременный и закономерный крах.

Вот об этой борьбе и её влиянии на Россию — у самой, «внутренней», России влияния как такового, несмотря на «ядерный потенциал», либо нет вовсе, либо оно настолько мало, что им смело можно пренебречь — я и хочу поговорить.

Секвестр

Довольно условно, но всё же весьма корректно все существующие западные (мировые) элиты можно развести по двум основным группировкам — назовём их «инновационной» и «консервативной». Это, конечно, упрощение, и упрощение серьёзное, но совершенно необходимое для нашего обозрения. Ради ещё более яркой наглядности назовём «консерваторов» «ремесленниками», а «инноваторов» — «творцами». «Ремесленники», освоившие некий арсенал средств и методов осуществления своих интересов, основной упор делая на инструменты финансовые — «если проблема решается за деньги, то это не проблема, а расходы» (© местечковая «мудрость» эпохи черты осёдлости) — не могут и не желают их менять на более адекватные времени, и упрямо, из всех сил, цепляются за исчезающую реальность, не понимая неизбежности её упадка, а «творцы» смело (нередко излишне смело и непоследовательно-безоглядно!) создают реальность новую. Будет ли она «лучше» или «хуже» старой? В рамках моих заметок на полях это совершенно не имеет значения.

Как я уже отметил, вероятно, единственное, в чём обе группировки совершенно солидарны — так это в том, что необходимо радикально уменьшить количество фигур на более чем двухсотклеточной шахматной доске мировой сцены, и свести к минимуму количество игроков, двигающих всяких асадов, каддафи и прочих бокасс по этим клеткам неисповедимо путаными дорожками, неподвластными никаким расчётам и моделям. Вы все, скорее всего, заметили, что прогнозы погоды, транслируемые в Мировую Сеть несколькими мегапорталами, зарабатывающими свой нелёгкий хлеб с икрой на этой благословенной теме, меняются в течение одного дня по нескольку раз, а синоптики, подпираемые несказуемой вычислительной мощью септильоннофлопсных Blue Genie‘в, ошибаются всё чаще и чаще, и проклинать их наскучило всем уже чуть дольше, чем целую вечность. Причина этого крайне проста: поток наблюдений и регистрации метеорологических данных растёт экспоненциально, и никаких вычислительных сил для втискивания этих данных в существующие климатические модели не хватает. Но если в области климатологии у человечества нет иного выхода, кроме как совершенствовать модель, усложняя её и тем самым приближая её к реальности, то в области политики и «международных отношений» возник совершенно закономерный консенсус: если модель не отвечает реальности, то реальность нужно упростить до такой степени, чтобы модель наконец-то начала адекватно её описывать. Очевидно, чем меньше будет у такой модели блоков и данных на «входе», тем предсказуемее будет результат на «выходе». И, по моему глубокому убеждению, переходящему в железобетонную уверенность, «творцы» и «ремесленники» согласованно — ну, насколько это в принципе возможно — действуют в обозначенном «пространстве решений». С суверенитетом тех, кого назначили к выпиливанию, в отличие от «суверенитета» соседей, никто не церемонится: плющат и жмут, как только могут, и как не могут — тоже. Ломают об колено, не брезгуя буквально ничем, проявляя небывалое, немыслимое в любых прочих ситуациях единодушие, демонстрируя трогательную смычку и являя оторопевшему миру ярчайшие образцы межвеликодержавного сотрудничества и взаимодействия.

Давайте бросим ещё один пристальный взгляд в прошлое и зададимся вопросом: что общего между Израилем, Южной Родезией, шахским (да и нынешним) Ираном и Южно-Африканской Республикой периода апартхейда?

Правильно: суверенитет. Настоящий, без кавычек. Тот самый, что блокирует попытки внешнего управления на самом базовом уровне. Это страны, с которыми можно (или нельзя) договориться, и которыми крайне затруднительно управлять. Между прочим, двух стран из этой четвёрки уже нет. Их ликвидировали великие державы ХХ века, и, какими бы словесами ни прикрывались они в тот момент, суть происшедшего не должна от нас ускользнуть. С Родезией и ЮАР расправились именно потому, что эти государства обладали реальным, а не игрушечным, суверенитетом. Те территориально-псевдополитические недоразумения, что прозябают сегодня на их месте, вполне удовлетворяют великодержавный клуб: что Мугабе, что Зума — прекрасные исполнители роли племенного вождя мумбо-юмбо в галстуке и лаковых штиблетах. Они даже умеют разговаривать и — это самое смешное — носят очки! Они, безусловно, надлежащая замена отважному и непреклонному Яну Смиту или Питеру Боте, позволявшим себе ставить на место верховных управляющих бюрократиями великих держав.

С Ираном тоже всё получилось очень неплохо: «исламская революция» отшвырнула страну даже не на десятилетия в прошлое, а вообще куда-то в параллельный мир, где в управление государством вмешиваются джинны и прочие иблисы, учоные (от слова «чо?!») изобретают летающие тарелки, а подаренные Россией уникальные уссурийские тигры дохнут, наевшись сапной ослятины. При этом Иран исправно поставляет на рынок всё ту же сырую нефть, а вовсе не высооктановый бензин и прочие приносящие устойчивый профит разнообразные нефтепродукты, включая дорогущие пластмассы с особыми свойствами. Шутка ли, — за тридцать с лишним лет пребывания у власти исламские стражи революции, у которых обе руки левые, не смогли построить ни одного нормального современного НПЗ (им таких просто не продали) и продолжают импортировать продукты нефтяного передела! Не иначе, как джинны им помешали! Если у руководства страны вместо головы — задница, из которой торчит свёрнутый в трубочку коран, то страна превращается в территорию, и в этом новом «качестве» ей очень трудно рассчитывать на какие-нибудь светлые перспективы даже в виде фигуры на шахматной доске, не говоря уже о чём-то большем.

Из «великолепной четвёрки» удержался только Израиль. Возможно — пока удержался. Уж слишком много «но» не только «за». «Против» — гораздо больше. Мне, горячо заинтересованному в его судьбе и судьбах населяющих его людей, остаётся лишь надеяться, что израильские элиты понимают, в какой партии они участвуют и что именно стоит на кону.

Но вернёмся к российской ситуации. Первая четверть ХХ века закончилась для России, как известно, весьма плачевно, и только уникальное географическое положение спасло её во второй и в третьей — то есть тогда, когда география, благословение и проклятие России, ещё играли весьма заметную роль. Однако западные элиты, поставившие перед собой цель добиться преодоления обоих факторов, достигли на этом пути совершенно фантастических успехов. Одним из слагаемых этого успеха и одновременно его промежуточным результатом стало низведение ключевой державы хартленда до роли вохры при трубопроводе. То есть суверенитет у Росси вроде бы пока есть, но инструментализировать его, конвертировать в геополитические «фишки» не получается или получается куда хуже, чем ожидают их держатели.

Почему же так произошло? Всех причин я перечислять не стану, назову одну, на мой гуманитарный взгляд, основную и определяющую.

Абсолютное оружие

В доскоростную, доинформационную эпоху, когда элиты ещё не были глобальными, а оставались региональными и даже субрегиональными, сложилась система взаимодействия между ними, иногда называемая «вестфальской» по имени Вестфальского мира, заключённого по итогам Тридцатилетней войны. Именно на эту систему, включающую в себя необратимо становящуюся архаичной концепцию национальных (государственных) суверенитетов и межгосударственных (межнациональных) конфликтов, опирается пока ещё существующее — в его нынешнем виде — т. н. «международное право», о неизменности которого с достойной лучшего применения упоротостью печётся говорящая аж на трёх басурманских языках голова кремлёвского паханата — новый «Мистер Нет» г-н Лавров. Однако, хочется того хозяевам говорящей головы Лаврова и даже самому Лаврову или нет, но соотношение «производительных сил и производственных отношений» изменилось с той поры самым драматическим образом. Если в до- и саму индустриальную эпоху тиражирование образцов для удовлетворения спроса в предметах потребления и средствах производства занимало львиную долю временных и человеческих ресурсов, то сейчас такое тиражирование составляет ничтожную по стоимости и трудозатратам часть производства того или иного средства (товара). На первый план выдвинулось умение создавать новые образцы для тиражирования и умение быстро — чем быстрее, тем выгоднее — заменять их новыми образцами. Ещё одно важное, чтобы не сказать — важнейшее, отличие нашей эпохи от до- и индустриальной — это потоковое производство т. н. «символических ценностей», чем занимается огромное число творцов как действительных, так и мнимых: масскульт, медиа, «современное искусство», околополитическая метусня, обслуживающая огромную и жадную машину пресловутой «представительной демократии», различные меньшинства и их борьбу за настоящие и ненастоящие права и пр. Всё это следствие необратимых — и это важно понимать в первую очередь — процессов расслоения масс, составляющих основу и суть массового общества, на когнитариат и консьюмериат — разумеется, в далеко не равных друг другу пропорциях. И если группировка «творцов» пытается направлять и возглавить — ну, или если уж не получится направить, то хотя бы возглавить — эти процессы, то «ремесленники» не находят ничего лучше, чем сопротивляться, хотя любой из пройденных (увы, невыученных) уроков истории неопровержимо свидетельствует: сопротивление будет рано или поздно сметено, а благородные гранды в плюмажах — обезглавлены на эшафотах, иногда виртуальных, но чаще — физических, и мушиные личинки будут жевать лежащие в корзинах тонкие мёртвые лица с застывшими на них брезгливыми и надменными — и такими бесполезными и нелепыми теперь — усмешками. Эта простая истина уже второй век подряд ускользает от понимания — сначала царскосельских, а теперь кремлёвских — сидельцев, и последствия этого изящного пренебрежения реальностью будут такими же, как и век тому назад. Да и чёрт бы с ними, скажете вы? Это верно, но лишь отчасти. Последний, назовём это так, провал «элитариев» в битве с реальностью стоил русским примерно пятидесяти миллионов жизней, причём погибли далеко не худшие, а страна из кандидатов в клуб держав Первого мира превратилась в попрошайку не только образцов и технологий для их тиражирования, но даже самих тиражей, что вообще уже не лезет ни в какие ворота. Несмотря на титанические усилия по наращиванию тиражей, все старания оказались напрасны: едва шайка большевистских узурпаторов спрятала за спину нагайку, устав махать ею и получать свинцовым «шлепком» то и дело по собственной морде — руки-то кривые — как вся «система» полетела под откос, оказавшись принципиально нереформируемой.

В чём же причина? А причина в том, что ордынская верхушка так и не сумела преодолеть в себе смешанного с суеверным страхом пренебрежения к первооснове Знания — гуманитарным наукам. Сами того не замечая, они оказались в роли медведя, персонажа детской сказки про вершки и корешки, который постоянно попадал впросак, каждый раз выбирая не то, что было ему нужно, а то, что ловко подсовывал ему хитрован-мужичок. Они всё время пытались получить «вершки» — технологии, в т.ч. военные, первоклассную школу и науку, а «корешки» — свободу и произрастающую на её почве культуру, и методы воспроизводства этой культуры — гуманитарное знание, без коих никакие технологии, никакая школа и наука невозможны — оставить за бортом. Естественно, ничем путным эти потуги не увенчались. Проверено лично тов. Сталиным и Берией: недостаточно выбивать зубы инженерам и вставлять на место настоящих золотые и платиновые, и держать на жирном пайке за решёткой тоже не помогает — приходится обращаться к иностранным специалистам, обладающим, помимо знаний, ещё и культурой, и на их горбу въезжать с «Поехали!» на космическую орбиту. Вот эту неразрывную связь Культуры, Истории и Знания не смогла осознать (редкий случай, когда без тавтологий не обойтись!) советская «элита», а её плоть и кровь — «элита» нынешняя, по-моему, даже не пытается. (При этом она же буквально не вылазит из ницц и куршавелей, а её отпрыски — из оксфордов и гарвардов. Они настолько охамели и превознеслись в самоненависти, что даже места своего гнездования принялись именовать чужими словами на чужом языке!) И, похоже, что это навсегда. Вековой мечте Московской орды — научиться всему «нужному» на Западе, да и повернуться к нему жопой — мечте, озвученной ещё Петром Первым — не суждено было осуществиться в первой «половине» — научиться (поскольку запустить у себя НТП в автоматическом режиме не выходит, несмотря на два столетия попыток) и суждено во второй: демонстрировать миру жопу как раз получается превосходно.

В то время как глубоко структурированное и широко распространённое гуманитарное знание, без которого невозможно идеологическое противоборство элит, является основой и сутью общественно-политических процессов на Западе, в Азии, чью ценностную и понятийную структуру через Золотую Орду унаследовала и Московская орда-«империя», отрыгнув так и не переваренное византийское наследство, нежданно-негаданно свалившееся ей в глотку после окончательного падения Константинополя, дела обстояли с точностью до наоборот. Никакого идеологического состязания, никакой дискуссии наладить Московитское царство даже не пыталось: в Орде существовало только два мнения — ханское и неверное, и за одно только подозрение в приверженности таковому неудачников рвали на части, привязывая к тянущим в разные стороны повозкам. Для своей легитимации Московия использовала не дискуссию, а неуклюжую попытку оспорить — не больше, не меньше — «первородство» Священного Рима, намалевав дрожащей рукой приказного дьяка письмо, где Ivan the Terrible выводил своё родословие не от какого-то там Рюрика на побегушках то у Византии, то у Венеции, то у Капетингов, а от самого — замрите в благоговении, западные смердящие псы! — Цезаря Августа. Гогот стоял по всей Европе гомерический: геральдика и элитоведение никогда не были сильной стороной общественных штудий на восток от Дона и чуть-чуть на запад от Итиля, но тут уж князь Иванушка переплюнул всех и вся. Так весело бывает, когда клоуны пренебрегают законами, обусловленными силой вещей. А закон, между тем, крайне прост: нет дискуссии — нет элиты. Можно сколько угодно не любить Д. Е. Галковского (я и сам его не люблю), но когда он прав, то по-европейски, то есть верно, поступить, будет — признать его правоту и, сняв шляпу, склонить голову перед беспощадной правдой.

«Формирование элиты начинается в закрытых привилегированных школах. Выпускники этих школ входят невидимым стержнем в общую пирамиду всё более расплывающегося и демократизирующегося высшего образования. Дети домохозяек получают красивые дипломы, собачьи медали, в лучшем случае — сносную работу. А малозаметные мальчики и девочки, одетые в такие же джинсы и свитера (это важно!), получают власть. Достигается это не путём окончания Кембриджа, а путём окончания Кембриджа в составе некоего закрытого клуба, в котором делается скрытая от посторонних глаз «комсомольская» карьера. Отличие современности от XIX века в том, что раньше клуб и университет почти совпадали, а сейчас <…> речь идёт не о разрушении высшей школы, а лишь о совершенствовании системы социальной маскировки.

В РФ <…> кроме раздутых и полуфиктивных (потому что западный университет — это независимое учреждение, практически «государство в государстве». — В. Д.) университетов, мы имеем полное отсутствие действительно привилегированных школ и такое же полное отсутствие привилегированных студенческих ферайнов. В результате властная элита в РФ не только не воспроизводится — она вымирает. Дети министров РФ — это потерявшие человеческий облик наркоманы, «самовары» с дырками для удовольствий.

Переход от сугубо аристократического принципа формирования элиты не разрушил систему, а только укрепил её, дав возможность всем лучшим силам нации войти в политическую и экономическую элиту на все тех же основаниях общей связанности, взаимной ответственности. «Гарри Поттер» с его ключевой темой чистокровок, полукровок и грязнокровок — тоже об этом преодолении чисто аристократической системы элитарного образования. Но не о преодолении самого элитарного образования. Хогвартс у Роулинг — свободный, самостоятельный, закрытый, с его традициями, противостоянием факультетов и династиями учеников — основа большого взрослого мира, гарантия его развития и стабильности». ©

Именно в таких условиях — в свободных, самостоятельных, закрытых, с прочными традициями, колледжах, где непрерывно, десятилетиями, направляемая лучшими и демократичнейше настроенными профессорами, идёт дискуссия, в ходе которой юноши и девушки — будущая элита Запада — «учатся разговаривать на абстрактные темы без плевков и подзатыльников, а также приучаются говорить то, что думают, не опасаясь плевков и подзатыльников от старших» (ДЕГ), — возникает пресловутый консенсус по всем ключевым вопросам функционирования сложнейшей, иерархичной и потому достаточно устойчивой машины Запада. (Консенсус — это не заговор. Это гораздо хуже.)

Одним из побочных продуктов этой постоянной, разветвлённой и необычайно пёстрой картины дискуссий стали различные теории социальных и экономических преобразований, в изобилии порождаемые на Западе. Сам Запад, пробуя эти теории на зуб, чётко определяет разницу между «вершками» и «корешками», а вот у остальных людей с этим дело обстоит из рук вон плохо. Эти мемы — ментальные вирусы, поражающие беззащитное сознание непривычного к дискуссионной атмосфере ордынского холопа — и являются «спусковым механизмом» бесчисленных социально-политических катаклизмов, сотрясающих периферию Первого мира уже два столетия промышленной революции, плавно превратившейся в информационную. Подобно вирусам оспы и холерным вибрионам, они выкашивают миллионы беспомощных дикарей, даже не способных понять, откуда пришла смерть, родившаяся в тесноте европейских средневековых городов и не причиняющая никакого неудобства самим европейцам, появляющаяся к тому же всякий раз в новом обличье. Как некогда горстка конкистадоров при помощи полутысячи клинков, «дьявольской» хитрости и болезнетворных микробов превратила в пустыню обе части американского суперконтинента, сегодня весёлые белозубые господа в льняных пиджаках и небрежно расстёгнутых дорогих сорочках, вооружённые всевозможными «измами», вылупившимися в ходе западных гуманитарных дискуссий и «натурных экспериментов» вроде конструирования ваххабитской версии ислама, разносят вдребезги один суверенитет за другим, превращая страны в территории, где одичавшие остатки некогда гордых народов умываются коровьей мочой, едят жуков и крыс, согреваются, сжигая вонючие, нещадно дымящие кизяки и посылают своих детей умирать, чтобы принести белому сахибу горсточку колтана, да выменять его на патрон к ржавому китайскому «калашу». Это положение дел уже обрело масштаб силы вещей, превратилось в гомеостазис: богатые и свободные общества становятся ещё богаче и свободнее (одно слово — п…сы!), а бедные — беднее, и порог перехода для последних из труднопреодолимого становится непреодолимым вообще. Таким образом, идеологическая «зараза» — отрыжка свободы, стала мощнейшим инструментом западной экспансии, и произошло это не по причине зловредного жидомасонского заговора гнусных геев-западоидов, а всего-навсего потому, что у незападных людей отсутствует «идеологический иммунитет».

Механизм возникновения такой «инфекции» был относительно недавно вскрыт и описан известным популяризатором науки Ричардом Докинзом:

«Дарвиновский естественный отбор формирует детский мозг с тенденцией верить старшим, со способностью имитации и копирования и, следовательно, косвенно со способностью к распространению слухов, легенд, к религиозной вере. Но, создав такой мозг, генетический отбор порождает некоторый новый вид негенетической наследственности, которая может служить базой нового вида эпидемиологии и, возможно, даже нового негенетического дарвиновского естественного отбора».

Если это на самом деле так, то определённая восприимчивость к ментальной заразе должна коррелировать с «уровнем религиозности» социума. Чем религиознее общество, тем оно глупее, тем легче позволяет подвергнуть себя манипуляциям и тем сложнее немногочисленным «автохтонным» интеллектуалам, стиснутым рамками несвободы в условиях отсутствия дискуссионной культуры, выработать для всех остальных надлежащие «антитела» — даже если для самих себя интеллектуалы успевают это сделать. Стоило мне это написать, как — о, чудо! — учёные установили чёткую корреляцию между глупостью и религиозностью! Подобно тому, как религия является — скорее всего — культурным паразитом, побочным продуктом системы передачи и воспроизводства знания, построенной на «авторитете наставника», «паразиты свободы» — всяческие «измы» — превращают подхвативших «заразу» изумлённых аборигенов в мёртвые тушки, а ресурсы, некогда находившиеся в их владении — в лёгкую добычу устойчивых к «инфекции» хищников-европейцев. И если какое-то общество слишком восприимчиво к чужим идеологическим вирусам, это, строго говоря, не является проблемой вируса. Те, у кого отсутствует иммунитет, и кто не в состоянии оперативно его выработать, подыхают — таков закон природы. Всё усугубляется тем, что идеологический инструментарий Запада, вступающий в дело даже как бы и не особенно нарочно, а просто существующий и своим существованием влияющий на картину противостояния, как некогда пресловутая мэхеновская «морская мощь», обладает гигантским запасом силы, и одно только «эхо» его присутствия производит, например, в российских мусульманах такие цунами архаизации, что обветшалый арсенал советского недо-Модерна, ещё и добиваемый со всей дури российскими вСластями, не может этой архаизации сколько-нибудь существенно противостоять. Супермечеть в центре кадыровской Чечни и пляски с волоском «пророка» — плохой ответ «халифату» хотя бы по причине своей глубочайшей, убогой вторичности. А ничего своего власть придумать не в состоянии. Некем взять. Интеллектуалов надлежащего уровня нет — они не растут за колючей проволокой и наотрез отказываются там размножаться.

К сожалению, стратегия, раз за разом выбираемая незападными по своему генезису российскими элитами для противодействия «идеологическим эпидемиям», всё время терпит поражение: вирусы неизменно побеждают, потому что в условиях глобальной информационной и коммуникационной сети никакой карантин не способен сдержать напор льющегося со всех сторон, снизу и сверху контента, несущего в себе эту «ласковую гибель». Единственное, что может спасти несчастных — собственный иммунитет, но обычно на это банально не хватает времени. Для выработки устойчивости к идеологической «оспе» нужны поколения — пусть меньше, чем к оспе обычной, но и на это несчастным не отпущено ни одного лишнего дня. История не знает жалости и плевать хотела на справедливость. В. О. Ключевский с грустью, чтобы не сказать — с раздражением, сто с лишним лет назад рассказывал об этом своим ленивым и неблагодарным ученикам — российским элитам:

«Когда перед европейским государством становятся новые и трудные задачи, оно ищет новых средств в своем народе и обыкновенно их находит, потому что европейский народ, живя нормальной, последовательной жизнью, свободно работая и размышляя, без особенной натуги уделяет на помощь своему государству заранее заготовленный избыток своего труда и мысли <…> Все дело в том, что в таком народе культурная работа ведется незримыми и неуловимыми, но дружными усилиями отдельных лиц и частных союзов независимо от государства. <…> У нас дело шло в обратном порядке. <…> С тех пор не раз повторялось однообразное явление. Государство запутывалось в нарождавшихся затруднениях; правительство, обыкновенно их не предусматривавшее и не предупреждавшее, начинало искать в обществе идей и людей, которые выручили бы его, и, не находя ни тех, ни других, скрепя сердце, обращалось к Западу, где видело старый и сложный культурный прибор, изготовлявший и людей, и идеи, спешно вызывало оттуда мастеров и учёных, которые завели бы нечто подобное и у нас, наскоро строило фабрики…»

И ничего не получалось — опять. Как понятно из сказанного выше — и не могло получиться. Для того, чтобы вовремя распознавать и правильно реагировать на идеологическую опасность, нужно иметь соответствующие институты, в том числе, а то и прежде всего — развитую систему структурированного гуманитарного знания, чего в Ресурсной Феедрации нет и неизвестно, появится ли вообще, а если и появится, то когда именно. Желание немедленно получить результат в виде танчиков и пушечек всегда заставляло ордынскую элиту предпочесть «вершки» — «корешкам», но без «корешков» и «вершки» получались какие-то убогие — ненастоящие, а если даже и настоящие — то совсем недолго. Не успевали кремлёвские горлумы репу почесать, как проклятый Запад опять обставлял их на полном скаку, в одночасье превращая их грозные оружья для прошлой войны в груду бесполезного хлама. «С ножом на перестрелку не ходят».

И тогда отчаяние породило желание непременно показать жопу.

«…наша страна объявляет о своём выходе из ООН. Надеемся, все, кто выступал тут до нас, последуют нашему примеру. Вместе с ними мы сформируем новое содружество наций, где не будет место лжи, лицемерию и оправданию убийств словом «демократия», со штаб-квартирой уж никак не в Нью-Йорке, но и не в Москве, а в подлинно нейтральной стране. Вам же не будет там места до тех пор, пока вы полностью не распустите НАТО и не откажИтесь (sic!) от колониальной политики, извинившись за неё перед всеми странами мира». Вот так, чётко и жёстко. После чего встать и выйти из зала. Следом за нашим представителем должны пойти все представители союзников. Более, чем уверен, такому примеру последуют и другие страны», — бредит какая-то очередная советская мурзилка на сайте «Топвор». (Даже названия у них, коверкающие плохо выученные по американскому компьютеру из американского интернета слова чужого наречия — топвор, ганвор, — язык сломаешь, а от их «глобальных» шапкозакидательских воплей делается смешно до отвращения. Ссылки не будет — много чести.) Между тем, из этого интервью становится понятно, как будут демонтировать надоевшую Россию.

Вместо того, чтобы попытаться понять, что же на самом деле происходит вокруг, советские мурзилки собираются в стаи и грезят о том, как они на горе всем буржуям мировой пожар раздуют, возглавив очередной союз нерушимый голодных и вшивых. «Мировой пожар в крови — господи, благослови!» Нужды нет, что для такой работы у России нет и уже никогда не будет ни людских, ни идеологических, ни технологических ресурсов, — когда подобные «мелочи» служили помехой мечтунам, сочиняющим имеющие аналоги разве что в арабском фольклоре сказки про щучье веление и своё хотение?! Предыдущей попытки с гекатомбой в полсотни миллионов русских им, как я понимаю, не хватило. Видимо, хочется поскорее добить оставшихся.

Именно одержимость неодолимой страстью показать жопу и обусловила нынешний выбор российских элит, взявших сторону «ремесленников» и вступивших в очередное дерьмо, присоединившись к «заговору обречённых». Опять — садись, эрзя мокшанская, вот тебе кол. В своём — отнюдь не оригинальном — желании бесконечно наслаждаться плодами однажды достигнутых побед, оставаться неизменными в меняющемся мире, что, хотя и понятно и даже в какой-то степени трогательно, но неосуществимо, Россия — ну, или, если хотите, российская элита — флуоресцентной краской изобразила у себя на афедроне мишень и улеглась прямо на бруствер рисунком к «партнёрам». В обмен на «высокие технологии» в виде громыхающих сталинским гимном унитазов и системы выбора подарков для верных русланов-вертухаев, путинская Россия, со всей своей дурацкой «сбалансированной международной политикой в условиях многополярного мира», словно пьяная и тупая колода, раскинулась на столбовой дороге переформатирования мирового порядка. Пуская гомофобские слюни и грозно-беспомощно подвывая про «духовность», гниющая шалава с ботоксной рожей и золотой цепью «Сделаноунас!» на пятнистой шее, в компрадорском угаре подставляет свои полузасохшие нефтегазоносные дырки под жадные тентакли «ремесленников». Советская каша, булькающая вместо мозгов в её котелке, не позволяет дуре-номенклатуре понять ни способ, ни характер борьбы между западными центрами силы, ни, тем более, просчитать исход идущей битвы. Ненавидящая гуманитарное знание и системный синтез, возможный только на основе такого знания, спятившая старушенция опять «выбрала сердцем», и выбрала неверно — встала на сторону исторического хлама, вместе с которым неизбежно окажется на исторической помойке.

Останется только песня:

Не нужен мне берег турецкий,

Пиндосия мне не нужна!

Останусь я лохом советским,

пусть топчет меня едросня!

Я предупредил. Peace да простирается над вами по-прежнему.

Вадим Давыдов

«Русская фабула»