Впервые о том, способен ли я совершить подвиг, я задумался в армии. Всё к тому располагало: изобилие времени и солдатская форма. Стоишь в карауле и представляешь себя на месте тех солдат, которые в 41-м шли под пули. Хотели ли они умирать, думали ли они о подвиге? Тогда я решил, что наверное ни о каком подвиге они не думали и умирать не хотели. Просто 22 июня никому из них не оставило выбора. Либо ты выполняешь приказ, встаешь в полный рост и как все с неистовым криком "За Родину" идёшь в атаку, либо ты уже никто, ты предатель, трус, а это гораздо хуже, чем смерть.
Ещё я в армии думал о том, что же такое Родина? Нет, речь не о той Родине, о которой рассуждаешь в спокойной обстановке, нежась в уютном кресле. Я говорю о той Родине, о которой ты думаешь в окопе, перед тем, как пойти на смерть. Не знаю, может я где-то не прав, покажусь не таким патриотом, как надо, но мне кажется, что в такие мгновения Родина сжимается до конкретного человека, до матери и отца, твоей любимой жены и твоего ребёнка. Родина перестаёт быть чем-то абстрактным, огромным и становится конкретным маленьким человечком, за которого ты готов умереть.
Может быть, мой дед в 41-м думал иначе? Не знаю. Но мне кажется, он, лёжа в окопе и видя надвигающийся на него немецкий танк, думал о моей бабушке и ещё не родившейся своей дочери. Он знал, что если не остановить эту машину смерти здесь, то она поползёт дальше, сомнёт его дом и раздавит своими гусеницами всё самое дорогое, что есть у него. Значит, надо остановить это чудище здесь, даже ценой своей жизни, чтобы жена успела родить его дочь.
У меня было два деда. Оба ушли на фронт в 41-м. О том, что было потом, мы ничего не знаем. В нашей семье нет ни одного письма с фронта. Не успели написать... Отец моей матери, Павел, погиб в мясорубке первых месяцев войны. Где он лежит, никто не знает. Пропал без вести где-то в Ленинградской области. Такая у него большая могила.
Второй дед Андрей погиб в Севастополе. Всё, что нам удалось о нём узнать, хранится в картотеке Центрального Военно-Морского Архива. Черноморский Флот. Севастопольский оборонительный рубеж. Краснофлотец. Пропал без вести. Дата выбытия: 04.07.1942. И у него просторная могила - Севастополь.
В родном селе отца есть памятное место, где на металлических пластинах выбиты фамилии всех тех, кто ушел на фронт и не вернулся. Только с нашей фамилией там три десятка человек. Их могилы разбросаны по всей Европе.
Семьи на Украине всегда большие были. В каждой по пять-семь детей. Их и забрала война. А потом бабы нарожать не успели, мужиков уже не было. У моей бабушки было двое сыновей. Мой дядя родился в 37-м, мой батя в мае 41-го. Ему было всего три месяца, когда его отец ушел от него навсегда. Так и рос мой батя один, безотцовщина. Наверное поэтому всё научился делать своими руками. О таких говорят, что руки у них золотые... А бабушка до конца своих дней всё ждала своего Андрея...
Я раньше смутно ощущал, что такое расти без отца, без того, кто придёт, всё сделает, поможет, научит, поправит. Годы потребовались прожить, чтобы понять, какое счастье вырасти в нормальной семье. А сейчас, когда у меня растёт дочь, я понял, как плохо, когда у тебя не было деда. Когда не к кому прибежать пошептаться. Не случилось мне увидеть своих дедов, посидеть у них на коленях. Война выкосила.
PS. Родное село моего отца пережило голод и войну. Когда мой отец пошёл в школу, то набрали шесть первых классов. Большое село было, богатое, украинское. В конце 80-х около шести тысяч человек проживало. Ферма была, зерно выращивали. Для детей в середине 80-х была построена современная школа, библиотека, клуб... Всё как везде. Сегодня село умерло. Без войны. Без оккупанта. Свои нацисты справились. Несколько сот человек живёт, и то - половина мертвые души, только числятся на селе, а работают, где попало. А школу хотят закрыть, в классы и пяти человек набрать не могут.