Альтернатива

Иногда потоки событий берут паузу, образуя в лагунах реального мира тихие заводи. И хотя в таких тихих омутах водятся те ещё черти, однако у нас возникает возможность заново осмыслить некоторые вещи. Или вернуться к недомысленному.

Мы уже не раз вместе размышляли над ролью «здравомыслящих», «умеренных» «добрых мещан» в трагедии бывшей УССР и в тех угрозах, которые нависли в том числе над Россией. Но эту плесень бичевали и век тому, и два века тому, а она продолжает размножаться и, самое худшее, претендовать на влияние. Даже в наше, к сожалению, героическое время ― а не дай бог на самом деле жить во времена, когда требуется стать героем! ― это далеко не редкость.

Так почему бы в это время героев не обратиться к предыдущим попыткам бичевать? Нырнём же в тихую заводь мещанства ещё раз ― на этот раз с той картой, которую полвека тому составили советские фантасты во «Втором нашествии марсиан». Заодно вдруг это «социокультурное эссе», как говаривал покойный Сергей Доренко, станет поводом для кого-то перечитать хлёсткую и забавную, но такую печальную и короткую повесть. Она того стоит, поверь, уважаемый читатель, хотя и без неё цитаты будут совершенно понятны и прозрачны. И поэтому же встреча наша сегодня, дорогой читатель, будет больше и длиннее, ведь с вами беседую не только я, но и мэтры советской литературы.

Итак…

Теперь поговорим о дряни

«Однако было ясно, что в речи полковника генерального штаба о марсианах не было сказано ни слова. Полковник говорил только о двух вещах ― о патриотическом долге солдата и о его желудочном соке, причем неуловимым образом связывал эти два понятия воедино. Сами солдаты во всех этих тонкостях не разобрались, но поняли твердо, что всякий, кто с нынешнего утра будет пойман сержантом с жевательной резинкой “нарко” или с сигаретой “опи”, немедленно загремит в карцер на десять суток».

Власти всегда знают, как можно протащить самое абсурдное требование к мещанину. Есть две смазки, посредством которых самый жёсткий катетер для желудочного сока войдёт куда надо без малейшего звука со стороны мещанина. Это патриотизм и это долг.

«Тут Полифем со своим костылем и дробовиком взгромоздился на скамейку и заорал, что генералы нас предали, что кругом шпионы и что настоящие патриоты должны сплотиться вокруг знамени, поскольку патриотизм и так далее. Этот Полифем жить не может без патриотизма. Без ноги он жить может, а вот без патриотизма у него не получается».

Если патриотизм требует «прикрутить», потому что иначе «на нас нападут», мещанин сделает это. Если ему представят это как долг, он сделает это с гордостью. Мы видели это несколько лет на многострадальной территории экс-УССР, мы видим это в нынешней Европе. Долг патриота и патриотизм долга ― что может быть выше?

Если патриотично орать, что «нужно всем сплотиться вокруг европейского выбора», то тысячи заявят, что с пелёнок мечтали заговорить на французском или английском, что без похода в венскую оперу или кофейню им жизнь не в жизнь. Эти мемы смешны только тем, кто смотрит на это снаружи. А живущим на территории бывшей УССР они в печёнках сидят ещё, пожалуй, со времён тошнотворного оргазма украинских пользователей соцсетей от введения безвиза и их инфантильной уверенности, что вот теперь-то они заживут. Ведь именно это самое важное, по их мнению.

«В свое время я изложил Ахиллесу совершенно неопровержимые доводы в пользу того, что это фальшивка, и вопрос, казалось, был исчерпан. Однако накануне Ахиллес прочел какую-то книжонку и возомнил себя способным выдвигать свои собственные суждения. В наших отношениях это нечто небывалое».

Тем более что сам патриот отлично знает всё самое важное. Его голова упакована комфортно, спокойно, уверенно и умеренно. Он точно знает, что «быть радикалом плохо», что «я знаю лучше всех» и что прочитанная книжонка (или даже пять тысяч книжонок) ― это ещё не повод считать себя «способным выдвигать свои собственные суждения». То ли дело дотошно изученные речи фюрера, тик-токи Люси Арестович или спам-канал Антонины Геращенко!

Собственно, «собственными» объявляются любые суждения, которые не совпадают с мнением мещанина. Точнее говоря, с мнением авторитетов для этого мещанина. А раз собственные, значит, запретные и запрещённые. Уж свои-то права мещанин знает лучше всего!

«Если человеку, беспорочно проработавшему тридцать лет на ниве народного просвещения, предлагают в награду пузырек желудочного сока, то этот человек вправе демонстрировать любую степень негодования. Я не выношу никаких анархических действий, но за свои права готов драться с оружием в руках. И хотя всем понятно, что протест мой носит чисто символический характер, пусть они об этом задумаются, пусть они знают, что имеют дело не с тварью бессловесной. Конечно, если бы донорские пункты стали у нас системой и если бы банк и сберегательная касса действительно принимали бы желудочный сок в обмен на валюту, я отнесся ко всему этому иначе».

Ведь права ― это прежде всего. И неважно, вторжение марсиан или удар астероида, стихийное бедствие или война ― его личный домик должен быть нетронут, его личная вода в кране и газ в печке должны быть обеспечены. Иначе как минимум грозных заявлений про «дійдемо до Києва і скинемо владу!» не избегнуть.

Конечно же, это всё будет обрамлено лицемерно-ханжескими присказками про «я ценю человеческую жизнь, но…», «я законопослушный гражданин, но…» и многим другим, что мы в деталях изучили ещё в 2013–2014 годах. Ведь правда же, именно с такими ханжескими припевочками в соцсетях отправлялись «драться с оружием в руках» с «лугандонами» и с «жареными колорадами в Одессе» активные и добрые мещане бывшей УССР? И ведь правда же, всего за полгода до этого именно с такими припевочками в соцсетях и на кухоньках выходили на майданы выразители «чисто символического протеста»? Ведь это так важно ― заявить, что они «не тварь бессловесная». А ведь от этого заявления до манифеста «права имеющих» ровно один шаг.

Счастье ― это когда тебя… Что?

И за последние восемь лет тысячи и десятки тысяч расчеловечившихся подонков сделали этот шаг.  От «не быць скотам» (ведь правда, почти текстуальное совпадение с цитатой из Стругацких?) до «сожги колорада». От «моё право на протест неприкосновенно» до «отбери у бабушки паспорт, заткни рот соседу, донеси на учителя».

«Интуитивно я чувствую, что не стоит об этом распространяться. Бог знает, где сейчас Харон и что он делает. Не хватает мне еще неприятностей из-за политики».

И в конце концов мещанин устаёт от самого себя. Всё согласно пророчеству Юлиана Семёнова. А вслед за этим он становится в третью позицию, накидывает на себя белое пальто и заявляет, что, мол, политика ― это грязное дело, её делают гады и сволочи и уж он-то, честный и добрый горожанин, не даст себя в неё втянуть. И не дай вам бог напомнить этой дряни, что именно она, эта дрянь, привела в политику этих гадов и сволочей, именно она, эта дрянь, прыгала за оных на майданах, именно она, эта дрянь, теперь, нагадив на земле своих предков, собирается из неё свалить в канады-германии-израили.

На дай бог потому, что мещанин отлично знает, как достичь счастья. Причём не только для себя. Но вот «слишком умные», «слишком сложные» и «слишком теоретики» мешают.

«А Харон, к сожалению, из этих, из философистов. Мыслитель. Тоталитаризм, фашизм, менаджеризм, коммунизм. …  И что от этих рассуждений меняется? Ясно же: сколько ты не рассуждай о фашизме, фашизму от этого ни тепло, ни холодно, охнуть не успеешь, напялят на тебя железную каску, и вперед, да здравствует вождь! … Я понимаю, образованный человек должен иногда рассуждать на отвлеченные темы, но надо же пропорции соблюдать, господа».

И тут мещанин не пожалеет не то что зятя ― даже собственного сына или отца. Ведь плепорция ― это самое важное. Всё должно быть в плепорцию. Порассуждал о чём-нибудь интеллектуальном в длительность выпивания кружки пива ― и пойдём смотреть матч. Вон наши снова на 88-й минуте запоют гимн Украины! Да при чём тут фашизм к 88-й минуте, ты со своим фашизмом совсем свихнулся!

А все эти «философисты» всё равно бесполезны. Ничего-то их рассуждения не меняют. Так зачем тогда покушаться на доброе и складное мещанское счастье? Тем более, оно ведь такое простое, это счастье. Уютная встроенность в жизнь, надёжная предсказуемость рутины, гарантированный доход, респектабельное имя ― что ещё надо, чтобы «достойно» встретить старость мещанину?

«Ведь, по сути дела, мне не так уж много надо в жизни. Три-четыре сигареты, рюмка коньяку, кое-какая мелочь на карты, вот и все. Ну и марки, конечно. Первый разряд это сто пятьдесят в месяц. Сто я отдаю Гермионе на хозяйство, двадцать ― на книжку про черный день, а то, что останется, это уж будет мое. Тут и на марки хватит и на все прочее».

Тут можно попытаться извлечь прибыль даже из нашествия мещан. Так, бывший учитель астрономии, рассуждая о своих шансах на получение особой пенсии, приводит с полдесятка аргументов, последний из которых звучит так: «В-пятых, моя специальность. Сейчас все свихнулись на этом космосе, так что астрономия ― предмет актуальный. По-моему, это тоже довод. Вот как окинешь все это взглядом, и кажется: какие могут быть сомнения? На месте министра я бы, не задумываясь, назначил мне первый разряд».

Или, как меня не раз настигала одна украинская поговорка, «ще ніколи не було, щоб ніяк не було». Этот чистой воды манифест торжествующего мещанства игнорирует бухенвальдский набат и мариупольский набат, ужасающее молчание «теней Хиросимы» и «теней Одессы», мучеников Сербии и Ливии ― всех тех, для кого «никак» наступило навсегда.

Зубами ты живешь, голодный журналист.
Да нужды жить тебе не видим мы великой.

И важнейшую роль в этом ликующем филистерстве играет вульгарная самоуверенность в своей образованности и информированности. И здесь двумя ключевыми компонентами являются журналистика и слухи. И ещё неизвестно, какой из этих двух колодцев грязнее.

«Только что кончил читать вечерние газеты, но по-прежнему ничего не понимаю. Несомненно, какие-то изменения произошли. Но какие именно? И вследствие каких событий? Любят у нас приврать, вот что».

Причём сам обыватель для самого себя всегда сохраняет иллюзию своего здравомыслия, скептичности, рациональности. С ним невозможно спорить не потому, что филистер нашпигован знаниями и информацией, а из-за этой несусветной и невыносимой уверенности в абсолютной информированности. Худший из рабов тот, кто уверен, что он свободен.

А медиа ― неважно, в виде газет ли, в виде телеящика ли, в виде соцсетей ли ― делают своё чёрное и преступное дело.

«Я переоделся и просмотрел газеты. Просто удивительно! Шестнадцать полос, и ничего существенного. Словно вату жуешь. Опубликована пресс-конференция президента. Два раза ее прочитал и ничего не понял ― сплошной желудочный сок».

Они раболепно публикуют и перепубликовывают шедевральные и гениальные, эпохальные и исторические речи президента. Трудно извне представить, как пышен язык нынешних украинских медиа, когда они говорят о «своих»! Пожалуй, тут с этой пышностью может сравниться только грязноротость этих же медиа, когда они говорят о России и русских.

«Я попытался все-таки как-то вразумить наших и стал рассказывать, что жизни на Марсе нет и быть не может, все это выдумки. Однако говорить мне опять не дали. Сначала Морфей сунул мне под нос утреннюю столичную газету с большой статьей “Есть ли жизнь на Марсе?” В этой статье все прежние научные данные подвергались ироническому сомнению, а когда я, не растерявшись, попробовал дискутировать, Полифем протиснулся ко мне, схватил меня за ворот и грозно захрипел: “Бдительность усыпляешь, зараза? Шпион марсианский, дерьмо плешивое! К стенке тебя!”»

Никакая наука, никакие рациональные доводы не способны противостоять фанатичной и профанской уверенности, что русские ракеты наводятся именно по фосфоресцирующим меткам на столбах или что русские пилоты на адских стервятниках-бомбардировщиках жить не могут без света из окон в городе. Стоит это произнести, и «бдительность усыпляешь, зараза?» Стоит просто поставить вопрос, и в вайбер-чате придомовой территории или профессионального сообщества тебя автоматически записывают во враги нации. Дело доходит если не до «к стенке тебя», то «в СБУ тебя».

И в распространении этого визгливого мракобесия масс-медиа играют важнейшую роль. Не только будучи рупором для мракобесов и нациствующих крикунов, но ещё и создавая фон для уверенности таких же мракобесов в каждом дворе, в каждом уголке соцсетей и мессенджеров, в каждом коллективе. И противостояние тут неравно, как бы ни хотелось проехаться по поводу «тупых хохлов». Совершенно очевидно, что профессионал на зарплате, которому платят именно за взлом головы собственных слушателей, рано или поздно добьётся нужного эффекта от слушателей, которые совершенно бесплатно, без малейшей видимой отдачи противопоставляют максимум свою голову и знания.

«Теперь о сегодняшних газетах. Удивительные нынче газеты. Почти все полосы заняты рассуждениями различных медиков о разумных режимах питания. С каким-то противоестественным негодованием говорится о медицинских препаратах, содержащих опий, морфий и кофеин. Ни в одной газете нет филателистического отдела, о футболе ― ни слова, зато все газеты перепечатывают гигантскую, совершенно бессодержательную статью о значении желудочного сока. Можно подумать, что я и без них не знаю, какое значение имеет желудочный сок».

Масс-медиа всегда найдут свою щёлочку, чтобы протащить свою повестку, свои темы, свои постановки вопросов. Если хозяевам выгодно превратить общество людей в ферму по извлечению желудочного сока, масс-медиа это сделают. Если поступит заказ на превращение вполне цивилизованного общества в стаю волков и убийц, извольте, получите и распишитесь. Работа будет очень разнообразной: от ток-шоу до «научно-популярных программ», от научных «исследований» до журналистских «расследований». От шоу «Великие украинцы» (где совершенно серьёзно обсуждались генетические основы украинства, а также является ли украинцем Николай Гоголь) до деланно сочувствующих репортажей про «жуткую жизнь в российской глубинке».

Мещанин при этом остаётся со своим возмущением «можно подумать, я не знаю» далеко в стороне. Подобные сюжеты и тексты создаются не для знания. Они вылепливаются для эмоций и чувств, о чём мы уже писали.

«Завели глупую дискуссию о пшенице, в пшенице, мол, не хватает витаминов, пшеница, мол, слишком легко поражается вредителями, а некий Марсий, магистр сельскохозяйственных наук, договорился до того, что тысячелетняя история культивирования пшеницы и других полезных злаков (овса, кукурузы, маиса) является всемирной ошибкой человечества, каковую ошибку, впрочем, еще не поздно исправить».

А для этого найдётся весь необходимый арсенал. Продажные журналисты и наёмные учёные, падшие интеллектуалы и шкурные эксперты, ликвидные астрологи и проституирующие артисты ― всё пойдёт в ход. И появление любого из них в масс-медиа ― это не попытка возвысить сюжет или статью до уровня науки. Это опускание науки на уровень масс-медиа. Тем самым в мещанствующий Молох втягиваются всё новые и новые массы людей.

Всё новые и новые юлиусы штрайхеры становятся на службу нацизма. В его револьверном барабане мелькают психологи и историки, социологи и антропологи, политологи и филологи ― осечек эта машина не даёт. И самый бронированный висок будет рано или поздно пробит.

«Я в пшенице ничего не понимаю, специалистам виднее, но статья написана в недопустимо критиканском, я бы сказал, в подрывном тоне. Сразу видно, что этот Марсий типичный южанин, нигилист и крикун».

При этом, как мы уже говорили выше, мещанин может сохранить визуальную независимость суждения. Он может даже демонстрировать «отстранённость», «объективность» и «умеренность» вроде «правильных» фраз «специалистам виднее». Однако извне эта копошащаяся серо-коричневая масса оказывается прекрасным питательным раствором, скрепляющим нацистскую систему.

И максимум, на что хватает филистера, это примитивная и грубая критика. Не глубокая и тонкая критика самой системы, в которой он живёт, а критика конкретных личностей. Да ведь смена Рвана Контекса, то есть Петра Алексеевича, на Драна Латекса, то бишь Владимира Александровича, ничего не поменяла. Но даже эта трагедия огромной страны не заставит филистера понять, что дело не в южанах, не в восточниках, не в даунбасянах и не в коммунистах.

«В газетах, как и вчера, одна пшеница и желудочный сок. Если так пойдет дальше, я откажусь от подписки. По радио ― тоже пшеница и желудочный сок, я уже не включаю, а смотрю только телевизор, где все как было до путча».

И будет сколько угодно грозиться бюргер, что он отпишется или отключится, что он не согласен и протестует, да только рано или поздно и он пойдёт сдавать желудочный сок, особенно если деньги прижмут. И будет он сколько угодно ненавидеть березовцов и назаровых, но рано или поздно и он схватится за автомат после очередной русофобской трели этих новых штрайхеров.

И словно мухи, тут и там ходят слухи по домам…

Тем более что на эту же мельницу льют воду куда более достойные доверия источники, чем масс-медиа. Это слухи. Слухи, которые в XXI веке обрели немыслимую доселе длину ног и способность перемещаться. Которые обросли жирком достоверности, фотофактичности, видеосопровождения.

«”Дрянь дело, старички! ― озабоченно сказал он. ― Марсиане наступают, взяли Милес! Наши отходят, жгут посевы, рвут за собой мосты!” У меня опять ослабели ноги и не стало даже сил протолкаться к скамейке и сесть. “Высадили десант на юге: две дивизии, ― хрипел Полифем. ― Скоро будут здесь!” ― “Они уже были здесь, ― сказал Силен. ― На таких специальных ходулях. Вон следы…” Полифем только глянул и сразу же с негодованием сказал, что это его следы, и все сразу поняли ― точно, его. Даже не его, а его костыля. Для меня это было большим облегчением».

И точно так же, как обыватель не может придумать о марсианах ничего нового, кроме того, в чём живёт сам обыватель (две дивизии марсиан, каково?), так же обыватель и в слухах говорит о самом себе. Вот почему в слухах про «жуткое мародёрство на оккупированных Россией территориях» не упоминаются роботы-пылесосы или оборудование для «умных домов». Потому что слухи зреют немалой своей частью в такой среде, где о таких вещах и слыхом-то не слыхивали.

В этих слухах кошмары и пугалки становятся допингом и наркотиком общественного сознания. Сожжённые посевы, грозящий голод, подорванные мосты, десант, достоверность следов ― всё это так знакомо обывателю бывшей УССР за последние несколько месяцев.

«Как это ни странно, они подтвердили почти все слухи о марсианах, но не оставили у меня впечатление подлинной информированности. Ох, уж эти мне слухи! Никто в них не верит, но все их повторяют».

И сам добрый бюргер, который понимает, что «никто не верит, но все их повторяют», сам участвует в этой порочной и грязной цепочке взаимного засорения голов. Он уже знает десятки случаев, что эти слухи в лучшем случае являются добросовестными непониманиями (как в первоисточнике подорванные мосты родились из загадочной фразы мэра «Мосты, видимо, сожжены»), но рабски повторяет очередной слух. Филистер уже прожил Бучу и Ирпень, Мариупольский драмтеатр и «зверский обстрел Краматорска», однако в каждый новый Кременчуг и Одессу он верит со сладострастным вожделением. Потому что бояться приятно. Бояться ― значит быть по одну сторону с теми, кто боится, а значит ― в толпе, в волнах одобрения и взаимной «поддержки». А вот ставить вопросы, сомневаться, быть смелым ― это противопоставлять себя визжащей от жуирующей собственной трусостью толпе.

Тут появляются и «очень достоверные» рассказы про группы злоумышленников, нападающие на «летательные машины марсиан». Достоверность этих рассказов обеспечивается тем, что машина «сама собою взорвалась, оставивши огромную яму со стеклянными стенками. Весь Милес якобы ходит теперь смотреть эту яму». Такие ямы нынче заменены «фотофактами» «уничтоженной российской техники» и пафосными «выставками захваченной техники агрессора» в каких-нибудь варшавах или краковах.

Тут и совершенно фантастичные рассказы «о жуткой банде амазонок, которые нападают на марсиан и похищают их в видах получения от них потомства». Бабушка, сбивающая беспилотник банкой с консервацией, пожалуй, ничем не хуже этих рассказов, правда?

Тут и типичные городские пугалки про то, что «по городу третий день ходят какие-то люди и угощают встречных конфетами. “Съешь такую конфету ― и брык! ― готов”. Надеются таким образом отравить всех марсиан. Мы, конечно, в эту историю не поверили, но стало как-то жутко». В украинских масс-медиа такие конфеты были заменены либо на страшные и кошмарные мины-лепестки, которые бездушный и бесчеловечный агрессор разбросал на улицах мирных украинских городов (конечно, просто по причине собственной безжалостности и лютости), либо на рассказы про героическое сопротивление на «оккупированных территориях», усилиями которого десятки «солдат русни» травятся гвоздями в угощении или мышьяком в преподнесенной еде.

Неизбежной частью этого парада мещанской трусости становится перепрофилирование всех ещё вчера специалистов по эпидемиологии в военспецы. Характеристики боевых машин и ракет (почерпнутые в лучшем случае из «Википедии», как мы показали это в нашей предыдущей статье) и сравнительный анализ российской и натовской техники, взаимозапугивания («это был звук отправки» и «это был звук прилёта») ― всё идёт в ход. Ещё и придаёт достоверности переживаниям, создаёт флёр реальности и погружённости в самую-настоящую-войну, а следовательно, даёт право считать себя убедительным и компетентным.

«Тут через площадь проехала марсианская машина, и одноногий Полифем задумчиво произнес: “А как вы полагаете, старички, если садануть ее сейчас из дробовика, пробьет или не пробьет?” ― “Если, скажем, пуля, то, пожалуй, пробьет”, ― сказал Силен. “Это куда попадешь, ― возразил Миртил. ― Если в лоб или в корму, то нипочем не пробить”. ― “А если в борт?” ― спросил Полифем. “Если в борт, то, пожалуй, пробьет”, ― ответил Миртил. Я хотел было сказать, что граната ― и та не пробивает, но Пандарей меня опередил, сказавши глубокомысленно: “Нет, старички, зря вы спорите. Непробиваемы они”. ― “И в борт непробиваемы?” ― ехидно спросил Морфей. “Полностью”, ― сказал Пандарей. “Что, и пулей?” ― спросил Миртил. “Да хоть из пушки стреляй”, ― сказал Пандарей с большой важностью. Тут все стали качать головами и похлопывать его по спине. “Да, Пан, ― говорили они. ― Это ты, Пандарей, того. Тут ты, старина Пандор, маху дал. Не подумал, старик, сболтнул”».

Такие взаимно пугающие и взаимно компетентные обсуждения можно увидеть в соцсетях и в мессенджерах, на лавочках у домов и в телефонных разговорах напуганных мещан. И это превращает жизнь в бывшей УССР в окончательное и бесповоротное инферно.

***

И если сейчас мы поговорили об анатомии здравомыслящих, то в следующий раз мы побеседуем, если, конечно, тихая заводь реальности нам позволит это сделать к тому моменту, о физиологии здравомыслящих. Ведь для анамнеза, катамнеза и диагноза анатомии недостаточно, а уж для рецептуры и подавно. Но излечение всё равно неизбежно. Снять зелёные очки всё равно придётся, как ни больно понять, что изумруды ― это всего лишь стекляшки. А значит, продолжим жить и думать.

Андреас-Алекс Кальтенберг,
специально для alternatio.org