Альтернатива

Испивши массу всяких бед и изнывая в рамке узкой,
я прожил ровно сорок лет, но не видал свободы русской!

Мало в русской, российской, советской и постсоветской истории таких несчастных групп, как группа российских либералов. Посудите сами: прийти к шапочному разбору в истории, когда всё уже в либеральной идеологии было сказано, оказаться в исторически и культурно враждебной среде, напороться на целые гроздья контраргументов и мощнейших оппонентов в широком спектре ― от радикального консерватизма до радикального русского марксизма (на самом деле ярчайшего и малоизученного феномена) — ну как тут считать себя счастливчиком?

Но самое большое невезение этой группы — это то, что она дожила до 2021 года. Побитая жизнью и молью, истрёпанная языками и историей, измученная нарзаном и миллионом терзаний за родину, но дожила. Успев продемонстрировать и интеллектуальную бесплодность, и социальную безответственность, и культурную беспочвенность, и много других бесов во глубине своей души.

Одним из таких бесов — да что там, пожалуй, самым страшным из них! — оказалось предательство. И даже не предательство своей исторической и физической родины — нет, речь идёт о куда более страшной для них вещи. Это предательство их собственной идеологии. Цепляясь за уходящий паровоз истории, либерализм (в особенности российский) согласился быть подножкой для восходящего в современном мире неонацизма. Не ждал, уважаемый читатель, главного тезиса статьи в самом её начале? На вот, возьми его скорей.

Ты помнишь, как всё начиналось?

Четверть века после распада СССР на постсоветском пространстве либеральная идеология чувствовала себя в полной неприкосновенности и на свободе. Бойцы армий консерваторов или классических социалистов чувствовали себя в постоянной осаде. Этому способствовал уникальный сплав обстоятельств:

— господство либералов в сфере медиа, культуры, литературы, образования, науки. Эхо этого общественного безумия мы слышим до сих пор, и выжигать метастазы этого господства предстоит ещё многие годы;

— двадцатилетие либерального «конца истории», который на самом деле в 2001 году закончился шумным вздохом снова задышавшего «крота истории», лишь на краткий исторический миг в десятилетие прервавшего, казалось бы, свою безостановочную работу;

— союз с откровенно бесчеловечной и асоциальной концепцией неолиберализма, от которого, заметим, некоторые из либералов, самые умные, пытаются отмежеваться уже прямо сейчас. Поздно, господа (ну не товарищи же!). Замечено. Прокомпостировано. Сочтено. Взвешено. Соединено. Неолиберализм — это навсегда ваша судьба;

— навязчивая реклама либерализма и его радикальных изводов в виде, например, либертарианства, превращённого в иконический образ за счёт его антисоветизма и антитрадиционализма;

— глобальный капитализм, который превратил мозаичное разнообразие тысяч обществ в однородную биомассу, переработанную в мясорубке превращения всех людей в исчисляемых потребителей.

Всё это привело к тому, что возникла ситуация ложного господства либерализма — ситуация, которую описывали то как «глубинный народ», то как «народ не тот», то как «постколониальный синдром», в зависимости от точки зрения (а точнее, точки сидения).

Но российский либерализм даже здесь оказался особым явлением.

«Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч;
о, если бы ты был холоден, или горяч!
Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден,
то извергну тебя из уст Моих»

И если эта особость до событий на территории не столь уж отдалённой и отделённой от России Украины не очень ярко проявлялась, то события восьмилетней давности стали великолепным лакмусом.

Вот тут-то российский либерализм развернулся во всю ширь и продемонстрировал все те потенции, которые дремали в нём в скрытом виде.

Одной из них является шизофреническая расщеплённость. Всеядность и готовность быть и горячим, и холодным, и тёплым.

Одни российские либералы, как Муждабаев или Бабченко, рванули на заражённые территории наиболее нацифицированных стран. И даже ООН им не указ. И начали оттуда, что характерно, учить других либералов в России, как нужно родину любить. Точнее, как её нужно не любить. Им тут же были услужливо созданы все условия, вплоть до разнообразных «форумов свободной России» и специальных каналов. Хотя, конечно, Запад сохранил свою ещё античную принципиальность «Рим предателям не платит», и вот уже муждабаевский ATR сталкивается с проблемой за проблемой, а Бабченко попрошайничает в фейсбуках.

Другие российские либералы — кто поумнее и поостороожнее — сохранили демонстративную отстранённость и интеллигентскую «объективность». Познеры и венедиктовы, дуди и эйдельманы почуяли опытными носами запах того самого пепла, о котором вспоминал советский офицер Иван Мартынушкин. И можно смеяться над избиением, которое зимой 2014 года устроил Алексей Венедиктов в студии украинского тэлэбачэння, или над заголением Виталия Кличко в студии Познера, однако нельзя не отдавать себе отчёт в том, что:

а) во-первых, это свидетельствует только о том, что такие либералы куда опаснее именно в силу своего ума и способности чуять;

б) во-вторых, само молчание или обыкновение аккуратно обходить этими персонажами многие совершенно очевидные вопросы по поводу Украины или Прибалтики, Польши или Финляндии, Кавказа или Средней Азии уже свидетельствует о том, что именно всё-таки они думают.

А думают они то, что «это сукин сын, но это наш сукин сын».

Стоп, стоп, стоп. Извините. Не сдержался. Отбой. Это из другой франшизы.

Так вот, они думают, что «грязную работу тоже кто-то должен делать». Не будут же они, прекраснолицые «дельфины», как самоопределился один из сторонников этой точки зрения с десяток лет тому назад, марать свои руки. А вот футбольные фанаты, убивавшие русских в Одессе, или карбаты нацистов, убивающие русских на Донбассе, ― самое то.

Извините, дорогой читатель. Кажется, я потратил зря ваше время и зря дал отбой. Видимо, франшизы совпадают.

Когда ты забыл все святые пророчества

Но почему они совпадают? Как такое может быть?

Извините, уважаемый читатель, но дальше в целях чисто иллюстративных нам придётся покопаться. Каски не надо — это не Сталинград. Наденьте перчатки и противогазы.

Как Татьяна Натановна Эйдельман, либерал и интеллигент, может изрыгать… простите, изрекать совершенно социал-расистские сентенции о «ментах-не-кентах» с претенциозностью Геббельса, призывающего к презрению к грязным унтерменшам?

Как Екатерина Шульман, либерал и интеллигент, муза многих прыщавых политологов-самоучек, может изрыгать… простите, обрекать своих сограждан на составление «расстрельных списков», пусть даже и в интеллигентски-обтекаемых и гладко-округлых формулировках?

Как беглая российская либералка, писательница и журналист (правда, никак не ракетчик, конечно), может призывать морить мигрантов голодом и создавать концентрационные лагеря? Давайте называть вещи своими именами: «какое-то место, обнесённое заборчиком», в которое человек насильно помещается по факту своего рождения и существования без малейших правовых оснований и содержится на скудной пище, оказываясь в массе таких же, как он, — это концлагерь. И ведь это оформляется и обрамляется игривыми уменьшительными суффиксами и лицемерными иносказаниями и эвфемизмами. «Какое-то место», «заборчик»… Как вам эти закрытые глазки в оргазмическом восторге от собственной гениальности, дорогой читатель?

Как актриса, всем без исключения обязанная своей стране проживания, может создавать пусть и бесплодные, как сама эта актриса, но всё-таки петиции «против военного вторжения на Украину»?  Ведь тонко чувствующие и глубоко мыслящие интеллектуалы должны ставить прежде всего вопрос о том, правильно ли используются слова, то есть то единственное, что эти «интеллектуалы» делают в жизни? Но оказывается, нет. Точнее, не всегда. Бывают случаи, когда не нужно задумываться над словами. Бывают изгои, которых можно обвинять бездоказательно. Просто хайли лайкли. Бывают — и всё.

Как «бизнесмен», напившийся крови собственных сограждан, потом называет этих же сограждан «соображающими хуже, чем собаки», и на этом основании призывает лишать их избирательных прав? Как, как… Очень легко. С той же лицемерно-рефлексирующей лексикой. «Аккуратная мягкая переэкзаменовка», «существа, которые соображают хуже, чем собаки» — ведь эта лексика, описывающая их собственные планы на собственных сограждан, и мысли по их же поводу уже совсем близко подбираются к семантике фашизма, разве нет?

Как либеральный креакл и дизайнер(-ка?), существующий на труде и деятельности тех самых «анчоусов» и «ватников», может интеллигентски ставить вопрос о том, что, может быть, в фашизме ничего страшного-то и нет — вон, поди, Швейцарию он «обтёк»? И ведь знает он, прекрасно знает не только тот фантастический бред, который он написал, но и то, что Италия, например, не была завоёвана фашистами и что население захваченной (а не «завоёванной», Артемий Татьянович!) территории СССР не было поголовно расстреляно по одной-единственной причине: нехватка времени. Многое он знает. Так где же ошибка?

Зри в корень

А нет никакой ошибки.

Это и есть на самом деле чистокровный либерализм.

Это не аберрация. Это не девиация. Это не протуберанец. Это не выхлест. Это не незрелость и не неожиданность.

Это он и есть.

Чистокровный. Породистый. Холёный. Самолюбующийся. Пышный. Цветущий. Пафосный.

Либерализм.

Счастье.

Удавись.

Либерализм, который построен на ключевой идее капитализма — идее разделения людей на сорта. Той же идее, которая так мила фашистскому мировоззрению.

Либерализм, который готов осуществить -фелляцию или -лингус любому успешному («уберменшу»), эффективному, победительному, даже если вся победительность строится на симуляциях и иллюзиях.

Либерализм, который самоутверждается за счёт других людей — тех, кто отказывается осуществлять -фелляции или -лингусы, а поэтому оказываются отодвинутыми от корыта. Который может одновременно бросать распальцовки, считать себя заслуженным учителем и извергать лексику А.У.Е.

Либерализм, у которого нет стыда, ибо какой может быть стыд у человека, для которого в этом мире нет ничего, кроме него самого?

Либерализм, у которого нет сантиментов и нет эмпатии, ибо какая может быть эмпатия у того, кто хочет войти в списки холёных и породистых?

Либерализм, который может сколько угодно предохранителей ставить в свои программные тексты, однако их реализация всегда на практике, той самой, которая критерий истины, будет приводить к уничтожению не только предохранителей, но и собственных программных текстов.

Либерализм, в беседе с которым бессмысленно апеллировать к Руссо, Гоббсу, Локку, Миллю, да и беседовать-то, видимо, уже бессмысленно. Потому что «смысл» как таковой есть «со-мыслие», а какое может быть со-мыслие, совместное мышление с «абсолютно свободным человеком», в том числе свободным от зависимости от тебя, от совместности с тобой?

Либерализм, в конце концов, который возводит своё «Эго» в абсолют. На место архаичного, но общественно укоренённого «Мы» — постмодернистское, антиобщественное «Я».

«Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать»

Вот почему любое лицемерное молчание российского либерала, который уходит от любого неудобного вопроса в своё комфортное «моё мнение» и его «невероятную ценность» — это ложь. Прежде всего перед самим собой. И такая ложь — это уничтожение самой свободы. Превращение её в собственную противоположность. В несвободу. В систему тотального фашизма.

Вот почему нет более нетерпимых к чужому мнению людей, чем либералы.

Вот почему либерализм не может допустить, несмотря на весь свой либерализм, нелиберальных воззрений.

Вот почему либерализм стремится к монополизации слова «свобода» — чтобы никто больше, не дай бог, не мог пользоваться этим словом.

Вот почему либерализм стремится уничтожить всех, кто не похож и не совпадает.

Вот почему либерализм в современном мире окончательно вырождается. Превращая свободу в идеологию — убиваешь свободу. Freedom is our religion — так было написано на одной из стен в концлагере «Украина» страшной зимой превращения страны в концлагерь, кажется? Ну вот и появляются у этой религии свои инквизиции, еретики, индульгенции, крестовые походы, аутодафе и многие другие радости жизни.

И вот почему задачей ближайшего времени для всех людей будет освободить свободу от либерализма. Идея не виновата в том, кто её захватил в плен. Как не были виноваты в своё время Минск и Брест, Харьков и Одесса, Киев и Краснодон, что они были захвачены немецко-фашистскими захватчиками.

Освобождение должно прийти.

Андреас-Алекс Кальтенберг,
специально для alternatio.org