Первый раз я это заметил, когда мы с другом Вовкой были на охоте. Вовка мой единственный друг. Таких друзей судьба дарит человеку редко. Многие жизнь прожигают в окружении коллег, дружбанов, корешей и прочих случайных жизненных попутчиков, часто принимая совпадение, разного рода интересов за настоящую мужскую дружбу.

Азарт добытчиков охватил нас полностью. Преследование подбитого зайца по своим страстям не менее увлекательно, чем африканское сафари. Заяц был ранен, и секунды решали, упустим мы его или возьмём ускользающую добычу. Если дробина попала в сердце, косой мог махнуть по лесу ещё метров пятьсот, и найти его становилось делом безнадёжным. Кровавого следа не будет, и без собаки не обойтись. Мой гончак, как назло, куда-то запропастился в самый нужный момент. Такое случается, если пёс недостаточно натаскан или молод.

На помощь нам неожиданно пришла, совершенно незнакомая собака, невесть откуда появившаяся. Она с лаем бросилась в ближний овраг, и сразу же раздался выстрел. Собака скрылась за невысоким кустом, а через мгновение вместо собаки предстал мой друг Вовка. Он был внешне спокоен, но скрыть радостное состояние ему не удавалось. Я по-хозяйски взял зайца за задние ноги и тряхнул: «Ого, килограмма три, чистого веса, будет! Молодец, Вовка, не дал ему уйти, рассказывай!» Я был хозяином положения, зайца главное найти и «поднять на ногу», а уж попасть – дело техники. Первый выстрел был мой и мы оба видели, как зайца дёрнуло, прежде чем он скрылся в кустах, а значит, успех охоты принадлежит двоим участникам, что для мужской дружбы, важное дополнение. Вовка, забыв, что охотнику нужно оставаться учтиво-сдержанным, размахивая клешнями начал орать, как он мгновенно определил сектор, где заяц может пойти по кругу, как сообразил, что оврагом сумеет добежать до старой лесной дороги, которую намеревался перекрыть убегающему зверю, как в овраге, заяц поднялся на ноги во второй раз и как он, Вовка, навскидку, не целясь, его уложил.

Мы запихнули зайца в рюкзак и по старой, охотничьей традиции я вручил рюкзак Вовке. Ноша, через несколько пройденных километров, станет мешать двигаться, а уж стрелять с рюкзаком дело, далеко, не простое. Но, кто сделал последний, решающий выстрел, того и добыча, а чья добыча, тому и нести.

Выкурив по сигарете, мы двинулись дальше. «А куда пёс подевался?» – вдруг вспомнил я. «Да вон твой пёс бежит, а где его носило, об этом ты спроси», – весело ответил Вовка, показывая на собаку, которая мчалась к нам, услышав выстрелы. Собака была раздосадована тем обстоятельством, что охота прошла без неё, крутилась и подпрыгивала за рюкзаком, чуя запах свежей дичи. Я не стал расписывать, что собака, бросившаяся к оврагу, была на мою совершенно не похожа и не могла так просто убежать. Псу, помогавшему охотнику, для поощрения, бросают отрезанную часть задней ноги или отрезанное заячье ухо. Мало ли, прибилась собака других охотников, подняла зайца, ушла, мало ли…

Но как же так? Вовка с трофеем вышел из оврага прямо на мои стволы, а он никак не мог попасть в сектор стрельбы, для настоящего охотника это недопустимо. Да и мне несмываемый срам держать ружьё наизготове, направленное на другого охотника. Может усталость? Отмахали километров пятнадцать, во рту маковой росинки с утра не было, одними сигаретами «питался». Смешно даже; Вовка в собаку превратился. Плюнуть, забыть, почудилось. Сорвал неожиданный приступ раздражённого непонимания на молодой собаке, пнув её сапогом и обложив бранным рёвом за внезапное исчезновение. Пёс подозрительно пугливо поджал хвост, ноги его подломились, он прилег и начал жалостно скулить. Раньше такой пугливости я за ним не замечал. Вовка укоризненно смотрел мне в спину – бить собаку для охотника последнее дело.

В другой раз я заметил неладное, когда мы с Вовкой были тоже, можно сказать, на охоте. Мы были «на бабах». Выражение «идём на баб» я сам не люблю, да и какие они бабы? Нормальные девчонки, нам очень нравились. Вернее каждому нравилась именно его девушка. Вовкина подруга мне не нравилась категорически; властная, дерзкая, самоуверенная, как все деревенские кумушки, прорвавшиеся из грязи в князи, самолюбивая и крайне эгоистичная особа. Как относился Вовка к моим подругам, я не знаю. В нашей смычке я был старшим, и это старшинство не оспаривалось, а как старший и, тем более, старый друг решает, так тому и быть. Мне даже казалось, что Вовка влюблялся в моих девушек, но скрывал это. Посреди ночи, когда любовь уже становится неинтересной, я решил прошвырнуться на кухню, выпить и покурить. На кухне было темно, но коридорный свет падал как раз на то место, где Вовка, прижав подружку к стенке, совершал смешные, конвульсивные движения, принимаемые некоторыми за смысл человеческого бытия. Его дама меня прекрасно видела, но смотрела прямо в глаза, не стесняясь, и даже вызывающе. Я был потрясён: спина Вовки, там где у собаки поднимается холка, была покрыта густой шерстью. Сам Вовка почти блондин, да и тело его практически без волосяного покрова. Моё состояние крайнего удивления и растерянности Вовкина подружка приняла на свой счет и начала закатывать глаза и покусывать губы, как порнозвезда из паршивого немецкого фильма. Я повернулся и ушёл в комнату, намереваясь вторично зайти в кухню попозже и уже не один.

Увиденное никак не шло из головы. Ну, о человеках-волках все слышали, а вот человек-собака, да ещё близкий друг, это кого хочешь, озадачит! Да и не мог Вовка быть волком. По натуре он был слишком мягким и добрым человеком. Именно поэтому его даже мама звала Вовкой. Не Владимиром, не Вовой, а именно Вовкой. Я стал носиться с мыслью поговорить с другом о его внезапных превращениях открыто, сомнения в том, что на охоте я видел именно ту собаку, вздыбленную холку которой видел на кухне, отпали полностью. Случая поговорить всё не было.

Вовка добился любви той девушки, женился, и мы начали стремительно друг от друга отдаляться. Дружить семьями не получалось. Вовкина жена меня не просто, беспричинно выводила из равновесия, она меня бесила, а я не умею скрывать раздражение, да и не пытаюсь этого делать. Из уважения к старому другу я попросту замыкался в себе и тупо молчал. Рано ли, поздно повисало неловкое молчание и все понимали, что повторение, таких встреч, ничем добрым не кончится. Мы перестали встречаться.

Когда сыну Вовки исполнилось 18 лет, жена меня справедливо попрекнула: «Это твой крестник и передавать ему подарки через меня или через знакомых – просто, свинство. Зайди и лично поздравь». Я пробовал отнекиваться, ссылаясь на время и надуманные обстоятельства, но был почти грубо прерван: «Ты пойдёшь! Я уже им звонила и обо всём договорилась!».

Вовка встретил меня радушно. Отмучив все формальности дарений, поздравлений, пожеланий, мы уединились на кухне. Скупердяй Вовка достал дорогущую бутылку водки, и мы славно провели вечер. На улице совсем стемнело, дом затих, пить не хотелось, мы сидели почти в темноте, вспоминая былые похождения и «подвиги». Неожиданно, речь зашла о той самой охоте. Ещё более неожиданным для меня было то, что разговор завёл сам Вовка: «А помнишь, после той охоты ты больше не убивал зверей и вообще охоту забросил, потом ружьё продал, помнишь?»

«Конечно, – усмехнулся я, – именно тогда я вдруг понял, что убивать зверей ради удовольствия, ради удовлетворения животных страстей, преступно, грешно, если хочешь. Я принял это решение много лет назад и ни разу об этом не пожалел, понимаешь? Ни разу в жизни. Я даже горжусь собой, а почему ты вдруг вспомнил?» Вовка поёрзал на табурете и придвинулся ко мне поближе: «Давно хотел тебя спросить, да всё не решался. Ближе чем ты у меня друга никогда не было. Никогда. Мы уже с тобой прожили лучшую часть своей жизни и в нашем возрасте новых друзей не заводят. Я не просто считаю тебя своим лучшим другом, я за многое тебе благодарен. Я даже благодарен тебе за свою жену, ведь если бы не твой пример я никогда бы не посмел к ней подойти, но я не об этом. Мне кажется, я имею право спросить тебя о некоторых вещах; во-первых, на той охоте, когда я вышел из оврага с убитым зайцем в руках, я увидел на поляне странного пса. Сначала я подумал: «Волк». У меня водной руке заяц, в другой ружьё – выстрелить, с ходу, не получится, а этот то ли волк, то ли пёс, леший его знает, как будто скалился и хотел прыгнуть. Я остановился и стал оборачиваться, искать тебя, ведь ты должен быть рядом. Я даже ждал, что вот-вот грохнет выстрел. Но тебя нигде не было, и я снова обернулся на зверя. Куда он делся непонятно, а ко мне шёл ты, как всегда уверенный и спокойный. Дело забылось, но когда мы один раз с девочками нашими встречались, я об этом случае вспомнил. Я тогда со своей на кухне был. Мы… более чем обнимались, и вдруг я учуял, что на нас кто-то смотрит. Ты не поверишь, но меня обуял непонятный, какой-то животный страх. Подняв глаза на стену, я увидел тень волка. Шерсть на нём дыбилась, и я отчётливо слышал его тихое и в то же время грозное рычание. Через секунду тень волка пропала. Но ведь в той квартире, кроме нас и девчонок, никого не было!» Вовка опять поёрзал на табурете: «Мы взрослые люди, я всё пойму, ты ответь мне как старому другу: «С тобой всё в порядке?»