И всё-таки недавно, я сделал один важный и печальный вывод. Я понял, что, на самом деле, было главным в моей жизни все эти два с половиной года. Что наполняло её не на поверхности, а, так сказать, на глубине. Так вот, наполнял её страх. Да, страх! Я боялся быть осмеянным вместе со своими идеями. Я боялся, что явится некто улыбающийся, беспощадный, умный и скажет такие слова и такую правду, после которых все мои заклинания «видеть лучшее» покажутся ничтожным лепетом. И вот из этого страха унижения, страха ущемления моей гордости и страха правды родилась моя ненависть. Теперь я это ясно вижу.
Мне казалось тогда, что страна несется в космически непроницаемые туманы. Не верилось, что под свист ветра в простреленных крышах, над непробудными этими ночами, замешанными на саже и отчаянии, просочится когда-нибудь стылый рассвет, просочится только для того, чтобы снова можно было увидеть пустынные улицы и бегущих по ним неизвестно куда позеленевших от холода и недоедания людей в заскорузлых обмотках, с винтовками всех марок и калибров.
И внезапно он понял, что безумные слова и картины, которые только что видел во сне, были вовсе не сном. А были правдой. Страшной правдой о нём и о его жизни. Человек напрягся, рот его искривился, и вся дикая, бессмысленная, лживая муть вошла в него и завладела им. И почти сразу же чёрная, как паук, ненависть к подлому, вездесущему и коварному врагу наполнила его робкое сердце. Судорога снова свела худое тело, и, заскрежетав зубами, человек упал без чувств
Странным стал город, очень странным. Не живет, а конвульсирует. И не разговаривают в нем люди, а яростно спорят. Впрочем, нет, уже не спорят. Мнение, отличное от официального, приравнено к предательству и карается тюрьмой. Даже методичку по отлову сепаратистов выпустили: кто ленточку надел георгиевскую – сепаратист, кто говорит, что раньше было лучше – сепаратист, кто говорит, что русские – братья, самый страшный сепаратист. А где-то далеко на востоке идет война. Киев видит её только по телевизору и слышит только по радио. Ох, Киев, попомни, предательство не проходит зря. Предал ты и себя, своих жителей, свою память и свои победы. И зажигая спички и бросая их в окно, будь готов, что пламя полыхнет и у тебя под ногами
Так лежали ми вдвох, розділивши біду,
На землі, що звалась Україна.
Було важко мені, тільки… бачу в саду
Божу Матір і Божого Сина.
Матір Божа молилась до Сина Свого,
Землю нашу позбавити муки.
Вбитий хлопець був поруч, і крові його
Мені впало три краплі на руки.
Жили в Майдании три злых тролля. Первый в молодости был стоматологом и получал огромное наслаждение, когда сверлил зубы без наркоза. Второй в молодости зубы выбивал тем, кто послабее. А у третьего зубов вообще не было. Как-то раз каждому из троллей безумно захотелось стать королём Майдании. В этом желании они были настолько горячи и единодушны, что постепенно превратились в одно существо с тремя головами и стали всех убеждать, что никакие они не тролли, а трёхголовый огнедышащий дракон. Правда, с «огнедышанием» были проблемы. Все три головы раскрывали пасти, и оттуда неслась какая-то пурга и даже дым, но вот огня не было. Они и крыльями перепончатыми махали, купленными по случаю у одного приезжего зомби, и зубы скалили, но пламя не появлялось.
Дело в том, что уже третий час он бродил среди палаток, свалок мусора и шин в поисках вдохновения, и… ничего не приходило. А ведь откликнуться было необходимо. В Союзе уже не раз намекали, что это его долг. Он знал, что детский писатель Лесик Петрик успел уже написать повесть «Про звіряче і дитяче», о том, как жестокий ОМОН проник в детский сад и пытал малюток, выступающих за отставку Януковича. А известная эротическая поэтесса Антония Збуджена уже обнародовала любовную лирику «Гола пані на Майдані», где в своих интимных фантазиях переплетала себя, трёх лидеров оппозиции и памятник Кию, Щеку и Хориву. И только он, Леонтий Душинский, тот, кто мог когда-то за ночь написать цикл стихов «про соціалістичне змагання» и ещё недавно выпустил исторический роман «про змагання національно-визвольні», сейчас неприкаянно слонялся, повторяя: «майдан, Богдан, мой дельтаплан». Однако все рифмы были мёртвыми, вдохновение не приходило
Если я Партию Регионов не уважаю, то их главных соперников просто считаю дикарями. У них всех партии каннибальского типа - по правам людей табунами топчутся. В итоге выбор наш с тобой, брат, невелик: либо голосовать за самих людоедов, либо за тех, кто людоедам потихоньку всё сдаёт...
- Эх, жизнь-то яка будет лет через двести! – мечтательно сам себе произнес вслух Холоденко. - Украина станет украинской. Все как один - в вышиванках. Все говорят только на мове. Причем, в границах бывшего СССР, только уже со столицей - во Львове. Украина - от Черного моря и до Белого. От Хабаровска до Бухареста. Москали вспомнят свои корни, що воны из Киева, и перейдуть на мову. Оце житуха начнется! Одно погано. Годы. Не побачу я этого счастья. Не живуть люди столько лет…
Указ у меня уже подготовлен, - ответил Любомыр. – Указ, пункт первый. Русский язык запретить во всех общественных местах, как язык, оскорбляющий слух украинца. Пункт второй. Установить домашнюю квоту – в квартирах граждан Украины не менее 75 процентов слов должно произноситься на мове (технологии контроля к тому времени это позволят). И пункт третий. Запретить усыновление детей без сдачи экзамена на знание державной мовы. И это только для начала
Мама отца, то есть его, Димы, бабушка, которую он не помнил, поскольку она умерла ещё до его рождения, и вправду, могла бы с полным правом стать гражданкой этого государства. Факт этот Диме, как политику, приходилось скрывать. Он постоянно ловил себя на самом обыкновенном страхе, что его испорченное по линии отца происхождение подтвердится. Чтобы этого не случилось, зная возможности спецслужб, Дима разорвал и сжёг фотографии из семейных альбомов, где были запечатлены нежелательные лица. К его досаде, альбомов было много. У бабушки, мамы отца, имелось немало родственников, и все они любили фотографироваться.
Я – один, а на их стороне против меня машина государственная, забившая в Законы и Указы, что я им всем что-то должен! За всё, что им померещилось. За недоразвитую мову, за убогую историю, и даже за голодомор! Ну так пусть возьмут, если получится, но сам, добровольно на блюдечке, я им ничего не принесу! Потому что я - Человек, а не нитка в вышиванке. И эта моя маленькая правда перевесит всю их соборную брехню
Прошло несколько лет национальной украинской власти. И я словно оказался в машине времени - вся история человечества вдруг развернулась вокруг меня – сразу всеми эпохами. Как человек 21-го века, я собственными глазами увидел век пещерный с дремучим сознанием – свой-чужой. Как научный работник, я вдруг понял, что такое средневековье с его охотой на ведьм и расправой над здравым смыслом. Как русскоязычный, я почувствовал, что значит подвергаться дискриминации, как когда-то подвергались чернокожие. И как гражданин страны, я вдруг осознал, что значит оккупация ее инородцами и каково оно - быть человеком второго сорта.
У меня вон племяш дообразовывался до того, что в старшем классе писать и читать на родном языке не умеет! А на котором умеет – не говорит и не думает.
- А это нормально, - сказал незнакомец и в его глазах появились кристаллики льда. - Это такой переходный период, а вот уже его дети будут - и писать и думать - на мове.
- А ради чего? Зачем этот переход???
- Как зачем? Чтоб быть дальше от России!
Карпуха посмотрел на своего соседа по скамейке и подумал: «Как же много таких стало – уверенных и настырных!»
Не так давно читателям был представлен весьма самобытный автор по имени Степан Галь. Публикуя первую подборку его произведений, я высказал мысль о том, что Галь – это литературный голос вполне определённого… нет, даже не поколения, а скорее душевного состояния. Поэт, пусть и начинающий, ярко отразил состояние ума и духа тех украинских граждан, кто в страшных снах видит Путина, под балалайку танцующего на Майдане, а в светлых грёзах – доброго дедушку Бандеру, кормящего с рук брюссельского мальчика в окружении европейских братьев пяти (или шести) полов и ориентаций
Или вот: «Менi однаково чи буду я жить в Українi, чи - нi!» Тарас там на эту тему целый стих расписал, а зачем? Уже ведь из одной первой строчки понятно, что он за человек! Сказал - сделал. И ноги прочь из Украины. Вот это патриотизм! Ведь где больше всего думаешь о родине? На чужбине!! И чем дальше, тем сильнее. Если б он мог, то он бы и на Марс ради Украины улетел. Вот какой был патриот!
Чтоб чего-то добиться, мы должны быть все время на взводе и ломать каждого, потому что практически любой человек – это безымянное дерьмо! Ну вот скажи - скольких ты публичных людей в Украине знаешь - считал когда-нибудь? А я считал – максимум тысячу из сорока миллионов. И эти сорок миллионов – их как бы не существует, они - микробы, даже нанобы. Их нету, как будто мама и не рожала. Так вот, чтоб попасть в касту известных, чтоб закрепиться в нейронах народных масс, нужно – пахать и драться. Запомни это – «пахать и драться». Когда все вокруг отдыхают – нужно быть на работе, а когда все на работе, нужно быть - на войне. Понял?
Каждый человек – бесконечная Вселенная. Как можно относиться к другому с превосходством? Но когда я говорю о праве человека общаться и обучаться на родном языке, меня называют украинофобом. А когда еще и утверждаю, что все должны быть равны, невзирая на этническую принадлежность, то вообще – экстремистом. Странная мы страна. У нас, пожалуй, национальной одеждой должна быть смирительная рубашка – такая себе вышитая сорочка с очень длинными рукавами. И куда смотрят модельеры и предприниматели? А был бы доходный и стабильно растущий бизнес…
Вы живете в этническом дупле! - объяснил Карпуха, не слишком стараясь быть политкорректным. - Вы схоронились в нем, как пугливый филин, покрылись самостийной коростой и безнадежно закобзарели. Вы дальше собственной вышиванки ничего вокруг не видите. Мир ярче и многокрасочней, чем узоры на ней. На что вы надеетесь? Вы знаете, какой процент составляют украиноязычные украинцы от всего человечества? Меньше чем полпроцента! Это если представить планету как современный дом-свечку этажей на шестнадцать, то из пятисот человек жильцов - только двое будут украинцы. Всего лишь одна пара в одной квартирке. Скажите, велики ли у них шансы сохранить свою национальную идентичность?