Альтернатива

В период так называемой “перестройки”, когда вовсю велась работа, направленная на разрушение СССР, среди населения Украины активно распространялась мысль о том, что поскольку в странах Западной Европы уровень жизни выше, чем у нас, то если отделить Украину от Союза и открыть ее Западу, в самом скором времени жизнь на Украине станет такой же как, например, во Франции. Особенной популярностью подобные рассуждения пользовались в западных областях Украины, прежде всего в галицких, где идея украинской “незалежности”, как известно, имела наиболее горячих приверженцев.

Действительность, однако, оказалась совершенно иной, и крах украинской экономики, последовавший за развалом СССР, весьма чувствительно ударил по Галичине. Правда, украинские национал-сепаратисты принялись объяснять столь плачевное состояние, в котором очутилась Галичина, тяжелым наследием советской системы, засильем в органах власти бывших “коммуняк” и т.п., одновременно в манере Остапа Бендера (не путать со Степаном Бандерой) уверяя население, что “заграница нам поможет”. Теперь, когда и центральная власть после шатаний “многовекторности” склонилась, наконец, к выбору в пользу “евроинтеграции”, украинскому обывателю с такой же навязчивостью, как лет пятнадцать назад о “незалежности”, стали твердить о “европейском выборе” Украины. А кто же на Украине самые большие “европейцы”? Ну конечно опять же галичане – ведь они шестьсот лет жили под властью европейцев. Как пишет в статье “Чого нас вчить історія?” [“Чему нас учит история?”] (“Українське слово”, 18-24.12.2003, №51) доктор физико-математических наук Максим Стриха: «И сегодня галицкие интеллектуальные “сливки” весьма гордятся тем, что каких-то девяносто лет тому назад Львов принадлежал к одному культурному пространству не с Тамбовом и Томском, а с Веной и Триестом...».

А и в самом деле, если задаться вопросом “чему нас учит история?”, и посмотреть как жили галичане в те времена, когда Галичина, носившая громкое название “Королевства Галиции и Лодомерии”, пребывала в составе европейской Австро-Венгерской империи, была отгорожена от “азиатской России” государственной границей, проходившей на востоке по речке Збруч, и открыта к западу вплоть до Альпийских гор и Адриатического моря. Может быть, тогда жизненный уровень галичан действительно был, ну если и не таким как во Франции или в Англии, то хотя бы таким как в других частях империи Габсбургов – в собственно Австрии или в Чехии?

Переход Галичины под власть Австрии в 1772 году сопровождался определенным улучшением положения крестьянства, так как беспредельная прежде власть помещика над крестьянином была теперь ограничена, но в то же время Галичина оказалась отделенной от прежних рынков, что повлекло за собой упадок ремесел, ибо в пределах монархии Габсбургов производимые в Галичине товары не находили сбыта.

Постройка в 1861 году железной дороги, связавшей Львов через Перемышль и Краков с западными землями империи, не только не способствовала экономическому развитию Галиции, но наоборот, обеспечила больший приток дешевых промышленных товаров из Австрии и Чехии, что явилось преградой для развития собственного промышленного производства.

Каким было экономическое положение Галиции в 80-х годах XIX века, можно представить, в частности, на основании данных, содержащихся в книге польского автора, промышленника и общественного деятеля, депутата галицийского сейма и австрийского парламента Станислава Щепановского, под выразительным заголовком “Нищета Галиции в цифрах” (“Nedza Galicyi w cyfrach”), опубликованной во Львове в 1888 году.

Отличительной особенностью Галиции была аграрная перенаселенность. Согласно галицийской статистике 74% населения края было занято в сельском хозяйстве, но С.Щепановский, замечая, что большая часть людей, отнесенных статистикой к работникам неопределенных занятий, фактически так же занималась сельским трудом, указывал, что в действительности эта величина превышала 80%. Следовательно, на 1 квадратный километр в Галиции приходилось как минимум 60, а то и 64 человека, работающих в сельском хозяйстве. Тогда как в Англии на 1 кв.км приходилось 27 человек, занятых в сельском хозяйстве, во Франции – 32, в Королевстве Польском, т.е. в той части Польши, которая входила в состав Российской империи – 38 человек.

Сравнивая объем производства продукции на душу населения в Галиции и в соседнем Королевстве Польском, автор отмечал, что в Галиции этот показатель вдвое ниже, чем в Королевстве. Так же вдвое меньшим в сравнении с российской Польшей был в Галиции и средний доход на душу населения; в сравнении же с Англией он был ниже в 9 раз.

Если потребление зерна на душу населения в год составляло в Англии 217 кг, во Франции – 284 кг, то в Галиции – 114 кг. Мяса потреблялось в Англии – 50 кг на душу населения, во Франции – 34 кг, а в Галиции – только 10 кг. Зато в среднем житель Галиции потреблял в год 310 кг картофеля, тогда как житель Англии – 160 кг, а житель Франции – 255 кг.

С.Щепановский писал, что в среднем галичане питаются хуже, чем обитатели английских приютов для нищих, а так как определенная часть населения Галиции все-таки обеспечивает себя нормальным питанием, то положение остальных жителей в этом отношении является совершенно бедственным. Количество и качество питания галичан было недостаточным не только для воспроизводства рабочей силы, но и для поддержания здоровья и жизни. Из всех коронных земель Австро-Венгрии Галиция давала наибольший процент людей, непригодных к военной службе. С.Щепановский констатировал, что «господствует у нас поражающий недостаток здорового и соответствующего питания для всего населения. Относительно значительное потребление алкоголя и табака ничем этого недостатка не возмещает».

Производительность труда среднего жителя Галиции составляла едва ли четвертую часть соответствующего показателя в высокоразвитых странах. Английский предприниматель Брассей заметил подобное соотношение производительности труда английского и галицийского рабочего при производстве земляных работ на строительстве Львовско-Черновицкой железной дороги. Хотя галицийский рабочий не получал и пятой части зарплаты рабочего той же категории в Англии, земляные работы в пересчете на метр кубический стоили в Галиции столько же, сколько и в Англии.

Несмотря на то, что галичане жили тогда в одном “культурном пространстве” с Европой, от которой их не отделял никакой “железный занавес”, тем не менее они значительно хуже питались, хуже работали и раньше умирали, причем не только в сравнении с жителями высокоразвитых западноевропейских стран, но и в сравнении с соседней российской Польшей.

За 21 год, считая с 1860 года, численность населения Галиции увеличилась на 24%, при этом рождаемость выросла на 17%, а смертность на 29%. Высокая смертность в Галиции официально объяснялась эпидемическими болезнями, но среди учитываемых статистикой причин смертности нельзя было найти одной страшной рубрики, а именно – голодной смерти. «Однако нет ни малейшего сомнения, – писал С.Щепановский, – что если слабая сопротивляемость против эпидемий и болезней есть результатом физического истощения, а это истощение происходит от недостатка питания, то ведь и первичной причиной смерти является не эпидемия с греческим названием, но тот недостаток питания, т.е. голод, – другими словами, что это не смерть от эпидемии, но смерть от голода».

Сравнение австрийской Галиции с российской Польшей, сходной по климатическим условиям, в которой проживало подобное в расовом отношении население, доказывало, что причиной высокой смертности в Галиции был исключительно недостаток питания, вызванный отсутствием заработка для увеличивающегося населения. Если в 1860 году население Галиции и Королевства Польского было почти одинаковым, составляя по 4,8 млн. человек, то через 27 лет при одинаковом уровне рождаемости, в 1887 году в Королевстве проживало 8,0 млн. человек, а в Галиции – 6,4 млн. человек. Исключая влияние фактора миграции, отсюда можно было сделать вывод, что за 27 лет в Галиции умерло на 1,5 млн. человек больше, чем в российской Польше.

С.Щепановский писал: «Ежели поэтому у нас, при населении той же расы, первоначально такой же численности, с той же самой первоначально цифрой рождений, за те 27 лет умерло на полтора миллиона больше – разве надо искать истолкование в эпидемиях, а не в доказанном недостатке питания, в недостатке заработка и неслыханно слабо развитом производстве. Это значит, только другими словами, в нищете, в голоде, в голодной смерти. От нищеты, следовательно, погибло у нас за 27 лет 1.500.000 человек, которые бы выжили, если бы у нас имели такой же заработок, какой имеют люди по ту сторону границы. Составляет это ежегодно 55.000 человек. Ежели поэтому хотим знать, сколько нам стоит наша экономическая немощь в человеческих жизнях, то имеем на это точный ответ, т.е. голодная смерть по крайней мере 50.000 человек в год».

Эти рассуждения С.Щепановского, относившиеся к австрийской Галиции 80-х годов XIX века, теперь оказываются вполне применимыми для объяснения резкого роста смертности в современной Украине. Ведь и сейчас власти, находя всевозможные объяснения вымиранию населения Украины, избегают называть главную причину – вызванную в результате проводимой ими политики экономическую немощь, отсутствие для значительной части населения заработка, позволяющего обеспечить полноценное питание, что влечет за собой преждевременную смерть, первопричиной которой является, если называть вещи своими именами, не что иное как голод. Но на этот прискорбный факт в современной Украине, торжественно отмечающей годовщины голода 1932-33 гг., предпочитают не обращать внимания...

Согласно данным переписи населения 1881 г. в промышленности и в горном деле было занято 8% населения Галиции, в торговле – 3,5%. Для сравнения, в Чехии эти показатели соответственно составляли – 35% и 4%, из чего сразу становится видно, где находилось слабое место галицийской экономики. Когда говорится о 8% населения Галиции, занятых в промышленности, следует учесть, что в Австрии к данной категории причислялись не только работники предприятий фабричного типа (фабрикой считалось предприятие с числом работников не менее 20 человек), но и ремесленники. Кроме того, в эту категорию включались корчмари, люди, занимавшиеся продажей спиртных напитков. Таких “работников промышленности” в Галиции насчитывалось 20 тысяч, а вместе с членами семей и прислугой – по меньшей мере 150 тысяч человек, или 2,5% всего населения края. Если исключить этих “кормильцев общества”, то получится, что в промышленности было занято только 5,5% жителей Галиции.

Итак, основную массу населения Галиции составляли 5 миллионов крестьян и работников неопределенных занятий – в подавляющем большинстве поляков и русинов, т.е. христиан. В числе же прочих слоев общества, взятых в совокупности, общий перевес был на стороне евреев. Христиане здесь преобладали среди крупных землевладельцев, среди чиновничества и, естественно, духовенства, среди интеллигенции свободных профессий, зато если в торговле было занято 62 тысячи христиан (с членами семей и прислугой), то евреев 188 тысяч; в промышленности соответственно – 120 тысяч и 180 тысяч; среди домовладельцев и рантье было 30 тысяч христиан и 70 тысяч евреев; все 150 тысяч человек, живших за счет продажи спиртных напитков, были евреями.

В руки евреев постепенно переходила и земельная собственность христиан, ранее принадлежавшая как помещикам, так и крестьянам.

В 1894 году во Львове состоялась Всеобщая Краевая Выставка, призванная показать достижения Галиции в различных сферах экономики и культуры. О выставочном павильоне промышленности, полностью построенном из дерева, “Gazeta Narodowa” тогда заметила, что «наша промышленность, дремлющая до сих пор в колыбели, должна сегодня еще удовлетвориться деревянным домом».

В том же году галицкий юмористический журнал “Страхопудъ” поместил “Путеводитель по Львову, написанный Страхопудом для любознательных посетителей выставки”, в котором на вопрос: «Як называется сей край?», давался ответ: «Официяльно – Галичина, неофицияльно – Голилея, для того, що в ней живет множество голытьбы, а должен называтись Галилеею, так як в нем возникает новое царство юдейское».

Принимая во внимание крайнюю бедность подавляющего большинства населения, Галичину, переиначивая ее полное официальное название, можно было по праву назвать также “Королевством Голиции и Голодомории”.

Характерным явлением, порождаемым экономической ситуацией в Галиции, было попрошайничество. Интеллигенция клянчила должности в учреждениях, среднее сословие и шляхта клянчили кредиты в банках, галицийские власти попрошайничали в Вене, только самой многочисленной и обездоленной части жителей уже не было у кого клянчить. В то же время нельзя было сказать, что имперский центр грабил Галицию. Собираемые в крае налоги практически полностью туда и возвращались, идя в основном на содержание администрации. Так что в общегосударственных расходах Галиция заметного участия не принимала, а иногда и получала дотации из государственного бюджета. При этом галицийские поляки были широко представлены в австрийском парламенте, а также в правительстве, оказывая влияние на общегосударственную политику. Любопытно, что они не пользовались своим влиянием, чтобы добиться предоставления Галиции большей самостоятельности, а такое требование выдвигали... австрийские немцы.

В 1895 году газета “Галичанинъ” сообщала, что вопрос о самостоятельности Галичины выдвигают теперь немецкие националисты и антисемиты, и далее приводила изложение статьи, опубликованной в венской газете “Deutsches Volksblatt”, в которой утверждалось, что польские политики используют государственные доходы для своих целей, что на Галичину держава дает больше, чем от нее получает, и что при том всем поляки еще и господствуют в Австрии. Ввиду того нет другого выхода, лишь настаивать на том, чтобы Галичине признана была политическая самостоятельность и чтобы польское господство было ограничено одной этой провинцией.

Конечно, промышленность в Галиции не стояла на месте и определенный прогресс в этой сфере наблюдался. Успешно развивалась добыча нефти, что происходило благодаря участию иностранного капитала. Но особой пользы для самой Галиции от этого не было. Выступая в ходе бюджетных дебатов в сейме в 1899 году, граф Анджей Потоцкий говорил: «В Галиции развилась одна достаточно значительная отрасль промышленности, а именно промышленность нефтяная, но, к сожалению, находится она преимущественно в руках иностранцев, и прибыли там получаемые не остаются в крае, а уходят за границу».

Развивалась, также с участием иностранного капитала, лесная промышленность, но в общей стоимости ее продукции около 90% приходилось на продукцию лесопилок (тартаков), представляющую очень низкую степень переработки сырья, а на более ценные фабричные изделия – мебель и т.п. – только около 10%.

Большое количество лесопилок располагалось в районе Станиславова, и там можно было бы организовать производство оборудования для них, но прусские фирмы, которым принадлежали эти лесопилки, привозили все машины из Пруссии и даже крупные ремонты своих машин выполняли на прусских фабриках. Для местных жителей вся польза от таких предприятий ограничивалась тем, что какое-то число малоквалифицированных рабочих могло получить там работу; большая же часть прибыли отправлялась в карманы заграничных владельцев и акционеров.

К передовым в техническом отношении предприятиям принадлежали железнодорожные мастерские во Львове, Станиславове и Стрыю, где проводился ремонт паровозов и вагонов.

Однако, несмотря на некоторый прогресс в развитии галицийской промышленности, ее состояние ни в коей мере не соответствовало потребностям края, большинство населения которого продолжало влачить самое жалкое существование. В 1900 году Вильгельм Фельдман отмечал, что за двадцать лет (1878-1897) в Австрии потребление мяса, а также сахара и соли выросло более чем на 50%, в Галиции же, где население за то же время увеличилось на 1,5 млн. человек, потребление этих продуктов почти не выросло. А это значило, что бедная часть населения стала питаться хуже, чем двадцать лет назад.

«Зато растет потребление спирта и пива, – продолжал В.Фельдман, – так как алкоголизм всегда и везде сопровождает нищету. Растет потребление водки, несмотря на то, что десять лет назад цена этого продукта – в результате огромного повышения водочного налога – чрезвычайно повысилась».

Вот и получалось, что на мясо и на сахар население Галиции денег не имело, а на водку тратило все больше. «Ничего удивительного, – указывал В.Фельдман, – спирт должен слишком часто заменять галицийскому пролетарию топливо, мясо, даже хлеб».

Кстати, приведенные выше сведения следовало бы знать тем нынешним галицким патриотам, которые уверяют, что пить водку галичан научили “москали”...

Если Галиция была наиболее отсталой из провинций Австро-Венгрии, то среди населяющих Галицию национальностей в самом незавидном положении находились галицкие русины. Тогда как в целом в крае число жителей, занятых в сельском хозяйстве, составляло 74%, то среди русинов – 95%. В городах русины в основном трудились на малоквалифицированных работах и в прислуге.

Сельское население Галиции увеличивалось, а площадь земли оставалась прежней. В экономически развитых странах жители из сел уходили в города – на фабрики и заводы, но в Галиции имеющееся количество промышленных предприятий не могло обеспечить работой всех ставших лишними в селе людей. Правда, неразвитость собственной промышленности в Галиции способствовала развитию торговли, ведь требовалось завозить промышленные товары из других районов, а взамен вывозить свою продукцию сельского хозяйства. При этом вывозились не излишки, а голодавшее по существу крестьянство должно было продавать продукты своего труда, чтобы получить деньги для уплаты причитающихся налогов и для закупки необходимых промышленных товаров. Но торговля была не той сферой, где мог найти приложение своему труду вчерашний крестьянин.

Галицкий украинофил Юлиан Бачинский писал в 1900 году: «А торговля не место ведь для прогнанных голодом из села мужиков, способных пока только к физическому труду. А если так, то что же остается той массе сельских пролетариев, без дома, без хлеба, и без заработка? Село их прогнало, а город не принимает!.. Не имея нигде защиты у себя – в крае, не остается ей ничего другого, как только покинуть тот “родной” край и пойти в мир, и там искать лучшей судьбы».

К концу XIX века из Восточной Галиции и Северной Буковины эмигрировало около 200 тысяч человек, а к началу Первой мировой войны число эмигрантов превысило полмиллиона человек.

Решить экономические проблемы Галиции можно было только путем развития промышленного производства, но эта задача не была выполнена ни во времена Австро-Венгрии, ни в период между двумя мировыми войнами, когда Галичина принадлежала возрожденному Польскому государству. Поэтому при всем ныне неоднозначном отношении к политике советской власти, проводимой в Галичине после ее присоединения к Советской Украине, следует признать, что только в этот период в Галичине была создана промышленность, позволившая дать работу сотням тысяч галичан.

А новая “демократическая” власть, установившаяся в 1991 году, не нашла ничего лучшего, как эту промышленность уничтожить, вернув Галичину по сути к тому состоянию, в котором она находилась до присоединения к УССР. Теперь часть бывших работников успешно разворованных в ходе “реформ” предприятий стоит за торговыми лотками, часть подалась за границу в поисках лучшей судьбы. Население, как и полагается в таких условиях, вымирает. Разворот Украины к Европе постепенно все возвращает на свои места.

Галицкие “интеллектуалы” любят похвалиться своей “европейскостью”, отличающей их от жителей Украины, лежащей к востоку от Збруча, где украинцы подвергались “гнету и разлагающему влиянию азиатской Московщины”, тогда как галичане якобы припеваючи жили в цивилизованной европейской стране. Но как написал современный львовский историк, профессор Ярослав Грицак в предисловии к книге воспоминаний Романа Волчука:

«Между настоящей и придуманной Галичиной пролегает целая пропасть фантазии. Фантазии, созданной горсткой современных галицких интеллектуалов и политиков, которые зачитываются Бруно Шульцем, пьют кофе “по-венски” и празднуют дни рождения Франца-Йозефа. Их трудно, да и почти невозможно переубедить, что большинство галицкого населения тужит не за воображаемой и мало известной им “Цеканией” (цесарско-королевской монархией Габсбургов), а за хорошо известной им старой “ЦКанией” – бывшим Советским Союзом в Украине и “Коммуной” в Польше, где была дешевая колбаса, стопроцентная занятость и бесплатные летние лагеря отдыха для детей».

Конечно, “национально-свидомый” галичанин побоится признаться в этом даже самому себе и будет по-прежнему возлагать надежды на Европу, тем более, что галицкие политики неустанно продолжают долдонить ему, что “заграница нам поможет”; при этом стараются обеспечить лично для себя жизнь по высшим европейским меркам, а прочему населению оставляют возможность, покидая свой родной край, приобщаться к Европе в качестве чернорабочих и прислуги. Поэтому к современной Галичине снова становятся применимыми слова С.Щепановского, написанные в позапрошлом веке: «В завершение обращу внимание на обстоятельство, что из всех факторов мы наиболее обеспечены людьми. Имеем мало земли, мало денег, но людей предостаточно, только вот до сих пор не знаем, что с ними делать»...

А теперь вернемся к вопросу, поставленному доктором наук М.Стрихой: “Чему нас учит история?”. Названный автор указывает: «Приученные в советских школах к тому, что по крайней мере от 1654 г. наша история писалась в Москве, украинцы часто не замечают других, нероссийских страниц своего прошлого». Тогда как история, по мнению М.Стрихи, учит нас тому, что: «Центрально-Восточную Европу, кроме коммунистического прошлого, объединяет длительная совместная жизнь ее наций в рамках сначала Речи Посполитой, а затем – “дуалистической” Австро-Венгерской монархии». Сам по себе этот факт, очевидно, является бесспорным, но прежде чем делать из него вывод о желательном для современной Украины векторе внешнеполитической ориентации, следует более детально изучить уроки истории и найти ответ на вопросы: в каком положении находилось, во-первых, южнорусское население под властью Речи Посполитой, и, во-вторых, население Галичины – древней Галицкой Руси – под властью монархии Габсбургов?

И если в поисках ответа на этот второй вопрос мы, оставляя в стороне все написанное в Москве, будем пользоваться исключительно материалами, изданными во Львове, то непременно придем к выводу, что история учит нас тому, что открытость Галичины к Западу, ее принадлежность к европейскому “культурному пространству”, не только не содействовала выравниванию жизненного уровня галичан с уровнем жизни населения экономически более развитых регионов Австро-Венгерской монархии, не говоря уже об уровне жизни в передовых западноевропейских странах, но обеспечивала Галичине непреодолимую экономическую отсталость и беспросветную нищету большинству ее жителей.

Допустим, кто-то возразит, что теперь другие времена, и ныне все пойдет по-другому. Но это лет пятнадцать назад, и только тому, кто пребывал в неведении по части уроков истории, можно было, развесив уши, тешиться сказками о грядущем экономическом процветании “незалежной” Украины, и о быстром достижении ее населением уровня жизни, существующего в западных странах. Сейчас-то мы видим, что Украина, став “незалежной”, не поднялась до уровня передовых стран Европы, а наоборот, скатилась не то что на европейские, а на общемировые задворки. И Запад вовсе не спешит ее оттуда вытягивать, как сто лет назад не спешил вытягивать из экономической ямы Галицию. Разве теперь украинцы, как сто лет назад галичане, не вынуждены искать заработка на чужбине? Разве не актуально звучат ныне, к примеру, такие слова С.Щепановского, написанные о галичанах в 80-х годах XIX века: «Имеем уже европейские потребности, только не умеем еще отыскать тех самых средств, какими другие народы цивилизованные покрывают свои потребности. [...] Поскольку экономически живем в эпоху чистого подражательства, или правду говоря, обезьянничанья отношений заграничных, возникших на совершенно другой экономической основе, – то [...] не имеем нашей собственной меры, соответствующей нашим мизерным средствам, а приняли чужой уровень потребностей, намного превышающий наши средства. Таким образом, неизбежным следствием принятия уровня европейских потребностей в обнищавшем крае, является неслыханное ограничение числа людей, которых можно назвать имущественно независимыми, то есть, которые имеют средства большие, чем их потребности». Разве не о нашей ситуации это сказано?..

Будучи в австрийский период столицей “Королевства Галиции и Лодомерии”, Львов соответственно именовался “королевским столичным городом”. Поэтому сейчас в кругах львовской общественности, при каждом удобном случае подчеркивающих свою “европейскость”, возникла идея увенчать флагшток, возвышающийся над башней львовской ратуши, изображением королевской короны. Правда, во времена Австрии там помещался двуглавый австрийский орел; к тому же спрашивается: символом какого королевства эта корона будет в нынешних условиях? Впрочем, если вести речь о нынешних социально-экономических условиях, в которые завели Галичину не в меру ретивые “реформаторы”, пытавшиеся, подобно обезьянам, скопировать заграничные отношения, возникшие на совершенно другой экономической основе, то королевская корона над башней львовской ратуши, видимо, будет символизировать не иначе как “Королевство Голиции и Голодомории”.

Леонид Соколов