Альтернатива

После продолжительного периода “многовекторности” во внешней политике украинские власти сделали, наконец, определенный выбор в пользу “евроинтеграции”, и перед украинскими идеологическими работниками встала задача всесторонне обосновать “европейский выбор” Украины, в том числе и в историческом плане, показав, что Украина в прошлом была тесно связана с Европой, находилась под ее культурным влиянием, в чем и заключается ее, Украины, принципиальное отличие от “нецивилизованной азиатской Московщины”.

Поскольку, по утверждению украинских пропагандистов, источником всех бед для Украины является Россия, Москва, с которой столь опрометчиво связал Украину Богдан Хмельницкий, то, следовательно, начало всем этим бедам было положено в 1654 году заключением Переяславских соглашений, после чего, по мнению тех же пропагандистов, Украина утратила свою “незалежность” и оказалось в “московском ярме”, где почти 350 лет ее немилосердно гнобили “клятые москали”. Если принять эту версию, то выходит, что до 1654 года Украина была независимым, свободным, процветающим европейским государством, которое нехороший человек Богдан Хмельницкий по непонятным причинам – то ли по глупости, то ли по злому умыслу, сдал “поганым москалям”.

Однако каждому, кто хоть мало-мальски знаком с историей, должно быть известно, что на протяжении почти сотни лет, предшествовавших 1654 году, Украина не была самостоятельным государством, а принадлежала Польше.

Захват южнорусских земель Польшей начался еще в XIV веке, когда поляки овладели Галичиной, а в результате заключения в 1569 году Люблинской унии, объединившей Королевство Польское и Великое княжество Литовское в единое государство – Речь Посполитую, под власть Польши перешли Волынь, Киевщина и Брацлавщина, перед тем с XIV века принадлежавшие Литве.

(Остановимся здесь на значении термина “Украина”, который в конце XVI века стал использоваться в качестве географического названия, относящегося к юго-восточным приграничным землям Речи Посполитой, а именно к району Поднепровья. К западу от Украины лежали Волынь и Подолия. Термины “украина”, “украйна”, которые неоднократно встречаются в летописях, начиная с 1187 года, не имели характера имени собственного, принадлежащего какой-то конкретной местности, а просто означали окраинные, приграничные земли. Другое дело, что украинские авторы приводят только те примеры упоминаний в летописях слова “украина”, где эти упоминания относятся к местностям, ныне входящим в территорию Украины или близким к ней, но совершенно игнорируют куда более многочисленные упоминания этого слова, относящиеся к землям, весьма далеким от территории современной Украины. Таким образом, Украина в конце XVI – первой половине XVII века, это юго-восточная окраина польских владений – район Поднепровья.)

Итак, в конце XVI – первой половине XVII века Украина не была самостоятельным государством, а, как и вся Южная Русь, принадлежала Польше. Однако тут возможно замечание, что пусть даже Украина не была самостоятельным государством, но ведь Польша – это цивилизованная европейская страна, в отличие от “дикой азиатской Московщины”, и под властью Польши, в условиях реальной евроинтеграции, Украина действительно процветала.

Если встать на эту позицию и допустить, как нам сейчас пытаются внушить, что 350 лет назад Украина свернула с правильного, цивилизованного, европейского пути развития, тогда придется предположить, что этот правильный, европейский путь развития был ей обеспечен под властью польской короны в составе Речи Посполитой. Именно польскую власть тогда следовало бы признать носительницей европейской культуры на южнорусских землях. И кто же в таком случае непосредственно нес европейскую культуру жителям Южной Руси? В первую очередь это были, конечно же, польские помещики, а вслед за ними евреи-арендаторы.

Поэтому, чтобы выяснить, действительно ли внедрение “европейской культуры” в польско-еврейском исполнении несло православным жителям Южной Руси процветание, и следовательно, был ли выбор, сделанный в Переяславе в 1654 году, случайным, а вдобавок к тому же еще и ошибочным решением, принятым против воли большинства народа, благоденствовавшего под покровительством польской короны и никогда не помышлявшего ни о каком московском подданстве, необходимо обратить внимание на те условия, в которых находилось население Южной Руси под польским владычеством.

***

На основании постановлений Люблинской унии 1569 года был снят запрет для подданных польской короны приобретать землю в перешедших к Польше бывших областях Великого княжества Литовского, и эти присоединенные к Польше области стали объектом активной колонизации. Знатные паны выпрашивали здесь у короля обширные земельные владения, за панами потянулась и мелкая шляхта.

В 1590 году было издано сеймовое постановление, которое от имени короля гласило: «Государственные сословия обратили наше внимание на то обстоятельство, что ни государство, ни частные лица не извлекают никаких доходов из обширных лежащих впусте наших владений на украинском пограничье за Белою Церковью. Дабы тамошние земли не оставались пустыми и приносили какую-нибудь пользу, мы, на основании предоставленного нам всеми сословиями права, будем раздавать эти пустыни, по нашему усмотрению, в вечное владение лицам шляхетского происхождения за их заслуги перед нами и Речью Посполитой». Этим постановлением королю было предоставлено полное и неограниченное право раздачи земель.

Однако недостаточно было получить землю, нужны были еще рабочие руки для ее обработки. Поэтому паны приглашали крестьян в свои имения, обещая им на несколько лет освобождение от всяких податей и повинностей в пользу землевладельца.

«Как бы там ни было, – писал украинский историк Д.Дорошенко, – но на протяжении нескольких десятков лет после Люблинской унии произошел колоссальный процесс колонизации огромных просторов средней и южной Киевщины и почти всей сегодняшней Полтавщины, то есть пространства, которое еще недавно перед тем носило официальное название Дикой Степи. Земля оказалась в собственности нескольких десятков магнатских фамилий, которые построили города, местечки, укрепленные замки, основали села».

До начала масштабной польской колонизации безлюдные, опустошенные татарскими набегами, но богатые всевозможной живностью степные просторы могли быть доступны только отважным промышленникам-воинам, усвоившим все способы степной войны, и готовым в любой момент вступить в бой с татарами. Эти степные добычники получили название казаков.

Во времена Великого княжества Литовского администраторы приграничных областей часто прибегали к помощи казаков в борьбе с татарами, становясь при этом и организаторами казачества. Но точно так же казаки поступали на службу и к московским воеводам.

Наиболее известным организатором казачества был князь Дмитрий Вишневецкий, староста черкасский и каневский, основавший первые казацкие укрепления на Запорожье. В 1556 году Д.Вишневецкий участвует в походе на Крым московского войска, а вскоре вообще переходит на службу к царю Ивану IV Грозному, получив от него в поместье город Белев. В 1558 году Д.Вишневецкий принимает участие в новом походе московского войска на Крым, а в 1561 году опять оказывается в литовском подданстве.

К концу XVI века в южных городах Русского государства днепровские казаки уже целыми отрядами несли сторожевую службу и получали жалованье от русского правительства.

Польское правительство, начиная с 1572 года, принимает часть казаков на государственную службу, записывая их в специальный список – реестр, отчего эти казаки стали называться реестровыми.

Процесс польской колонизации степных просторов можно, при желании, расценивать как проявление цивилизаторской миссии Польши на южнорусских землях, однако необходимо учитывать, что положение южнорусского крестьянства, усилиями которого непосредственно осуществлялась эта колонизация, было далеко не благополучным. На новых землях создавались не малые хозяйства свободных землевладельцев, а огромные панские имения, в которых освобождение крестьян от податей и повинностей было явлением временным. В самой Польше и в Галичине к середине XVI века уже полностью утвердились крепостнические отношения, и крестьяне всецело подлежали юрисдикции того пана, на чьей земле они сидели. Такое же польское право по истечении льготного срока распространялось и на крестьян-переселенцев, осваивавших просторы Дикой Степи.

Границы своих имений соседствующие магнаты устанавливали путем так называемых “наездов” – нападений вооруженных отрядов одного пана на владения другого. Без таких столкновений, в ходе которых отряды панской челяди превращали в развалины целые села и уничтожали их жителей, ни одно панское имение не вошло в свои окончательно определенные границы.

По мере распространения на Украине панского землевладения и связанного с ним крепостного права, при котором крепостные крестьяне – хлопы – находились в полном распоряжении владевшего ими пана, жизнь крестьянской массы становилась все более нестерпимой.

Даже фанатичный враг православия и русской народности, иезуит Скарга, говорил в своей проповеди: «Нет государства, где бы подданные и земледельцы были так угнетены, как у нас под беспредельною властью шляхты. Разгневанный земянин (владелец) или королевский староста не только отнимет у бедного хлопа все, что у него есть, но и самого убьет, когда захочет и как захочет, и за то ни от кого слова дурного не потерпит».

Историк Н.Костомаров, приведший это высказывание, писал далее: «Надобно прибавить, что в то же время между дворянством Речи Посполитой распространилась чрезмерная роскошь и мотовство, требовавшие огромных издержек. По сказанию Боплана, обыкновенный обед в знатном польском доме превышал знатные столы во Франции».

Французский инженер Г.Боплан, рассказав о закабалении крестьян на Украине, добавлял: «Но это еще менее важно, чем то, что их владельцы пользуются безграничной властью не только над их имуществом, но также и над их жизнью; столь велика свобода польской знати, которая живет словно в раю, а крестьяне пребывают как бы в чистилище». Далее Боплан писал, что положение крестьян у злого владельца «бывает гораздо хуже, чем положение каторжников на галерах».

Кроме обычной панщины, произвольно устанавливаемой владельцем, хлопы были обременены множеством разных мелких поборов. Каждый улей был обложен налогом под именем очкового; за вола платил крестьянин роговое; за право ловить рыбу – ставщину; за право пасти скот – спасное; за помол муки – сухомельщину и т.п.

В королевских имениях, управляемых старостами или же управляющими, положение хлопа было еще хуже. Формально закон предоставлял крестьянам королевских имений право жаловаться на чинимые злоупотребления, но практически этим правом никто не смел воспользоваться. Как писал польский писатель и публицист того времени Ш.Старовольский: «Старосты и державцы не обращают внимания ни на королевские декреты, ни на комиссии, пусть на них жалуются: у них всегда найдутся пособники выше; обвиняемый будет всегда прав, а хлопов бранят, пугают и запугают до того, что они оставят дело и молчат».

Кроме безграничного произвола старосты или управляющего, крестьянам королевских имений досаждали квартировавшие там войска, отличавшиеся в Польше неистовыми бесчинствами.

Если свойственную для Польши слабость королевский власти и разнузданный произвол магнатов расценивать как проявления свободы, то следует заметить, что для простого народа такая “свобода” была не благом, а подлинным бедствием, подтверждением чего служат следующие слова Ш.Старовольского: «Много лет рассказывают о турецком рабстве, но это касается военнопленных, а не тех, что жительствуют у турок под властью, обрабатывают землю или занимаются торговлей. Последние, заплатив годовую дань, или окончивши положенную на них работу, свободны так, как не свободен у нас ни один шляхтич. У нас в том свобода, что всякому можно делать то, что захочется: от этого и выходит, что беднейший и слабейший делается невольником богатого и сильного, сильный наносит слабому безнаказанно всякие несправедливости, какие ему вздумается. В Турции никакой паша не может того делать последнему мужику, иначе поплатится за то головой; и у москвитян думный господин и первейший боярин, и у татар мурза и высокий улан не смеют так оскорблять простого хлопа, хотя бы и иноверца; никто и не подумает об этом: всяк знает, что его самого могут повесить перед домом обиженного. Только у нас в Польше вольно все делать и в местечках и в селениях. Азиатские деспоты во всю жизнь не замучат столько людей, сколько их замучат каждый год в свободной Речи Посполитой».

Тяжелы были притеснения, которым подвергался южнорусский народ со стороны поляков, но ничего так не тяготило и не оскорбляло народ, как власть иудеев. «Не умея или ленясь управлять лично имениями, – писал Н.Костомаров, – паны отдавали как родовые, так и коронные, им пожалованные в пожизненное владение маетности на аренды, обыкновенно жидам, а сами или жили и веселились в своих палацах, или уезжали за границу и там выказывали перед иноземцами блеск польской аристократии. Жиды вымышляли новые поборы, какие только могли придти в голову корыстолюбивой расчетливости. […] Кроме того, имущество, жизнь крестьянина, честь и жизнь жены и детей находились в безотчетном распоряжении жида-арендатора. Жид, принимая в арену имение, получал от владельца право судить крестьян, брать с них денежные пени и казнить смертью».

Отдача имений в аренду представлялась для панов настолько выгодной, что число иудеев-арендаторов увеличивалось все более и более, и Южная Русь вскоре очутилась под их властью.

К концу 80-х годов XVI века заметно возрастает численность казачества, ряды которого пополнялись за счет панских подданных, бежавших в низовья Днепра. Среди казачества все ярче проявляется определенная классовая дифференциация: с одной стороны выделяются более зажиточные казаки, из которых главным образом набирался казацкий реестр. Их называли казаками “городовыми”, в отличие от казаков “низовых” или собственно запорожских. Низовое казачество, принимая в себя элементы, неудовлетворенные социальным строем, который все более укреплялся на Украине с распространением панского землевладения, составляло силу, оппозиционно настроенную по отношению к власти. Как отмечал Д.Дорошенко: «Казачество низовое в своих первых же выступлениях проявило очень ярко социальный характер своих движений и сразу же нашло отклик среди широких народных масс».

Если допустить, что население Южной Руси от всей души приветствовало носителей европейской культуры и благоденствовало под их просвещенным правлением, то в таком случае надо пояснить, в чем же состояла причина многочисленных восстаний южнорусского казачества и крестьянства против польской власти? Почему повстанцы столь жестоко расправлялись с европейскими “цивилизаторами” – поляками, а в особенности с иудеями?

В 1591–1593 гг. на Украине развернулось восстание казаков и крестьян под руководством Криштофа Косинского. Косинский, собрав отряд казаков, в конце 1591 года принялся громить имения князя Острожского. Казаки захватили несколько замков и везде уничтожали документы на панское землевладение. Другой отряд казаков укрепился в местечке Триполье над Днепром. Казацкое восстание встретило поддержку среди крестьян за Днепром, на Волыни и Подолии, где на протяжении всего 1592 года происходили крестьянские волнения. Повстанцы не смогли устоять против войска, которое двинули против них магнаты, восстание было подавлено, однако казачество не успокоилось.

«Чем можно объяснить такой поворот казацкой энергии?» – задавал вопрос историк Д.Дорошенко, и отвечал: «Ничем иным, как только тем, что казацкие ряды за последние годы пополнялись беглецами из крестьянского сословия, которые принесли с собой дух злобы против крепостнических порядков и желание отомстить своим недавним угнетателям».

Вскоре, в 1594–1596 гг., на Украине вспыхнуло новое казацко-крестьянское восстание, возглавил которое Северин Наливайко. На подавление этого восстания было направлено войско под командованием гетмана Станислава Жолкевского, одного из лучших полководцев своего времени.

Затем войны, которые вела Польша в начале XVII века, позволили на время отвлечь энергию казачества от внутренней борьбы и направить ее на внешних противников.

Однако, привлекая часть казаков на государственную службу, зачисляя их в реестр, польское правительство проводило по отношению к ним весьма непоследовательную политику. Когда начиналась война, оно призывало вступать в казацкое войско всех желающих, в том числе и крестьян, принадлежавших частным владельцам или королевским имениям, а после окончания войны, когда надобность в многочисленном войске миновала, большую часть казаков правительство не только исключало из реестра, но и требовало их возвращения к прежним владельцам. Очевидно, что исключенные из реестра казаки, так называемые “выписчики”, увеличивали и без того значительную массу недовольных, становились активными участниками восстаний, а также проникались мыслью о переходе на службу к московскому царю.

У нынешних украинских авторов, стремящихся всюду выискивать проявления извечной вражды украинцев и “москалей”, в особом почете пребывает гетман Петр Конашевич-Сагайдачный, известный, в частности, своим походом на Москву в 1618 году. Тогда П.Сагайдачный во главе 20000 войска пришел на помощь польскому королевичу Владиславу, который отправился добывать московскую корону и попал под Москвой в затруднительное положение.

Однако после завершения войны гетман С.Жолкевский потребовал в октябре 1619 года у П.Сагайдачного и казацкой старшины подписать обязательство, что они сократят казацкое войско до 3000 человек, а старшина будет назначаться королем. П.Сагайдачный такое обязательство подписал, но в феврале 1620 года, без ведома польского правительства, отправил в Москву посольство с предложением перейти на службу к царю. В Москве казацких послов приняли, щедро наградили деньгами и подарками, но, учитывая сложившуюся тогда внешнеполитическую обстановку, дать положительный ответ на их предложение не могли.

Казаки и раньше служили, как писал М.Грушевский “на две стороны”, претендуя, с одной стороны, на плату от короля, а с другой, выпрашивая денег у московского правительства: «…они смотрели на войну как на свое ремесло и продавали свою службу тому, кто платил…».

«На другую почву, – продолжал М.Грушевский, – переводят дело киевские круги в 1620 гг., начиная с московским правительством разговор о том, чтобы оно приняло под свое верховенство и защиту казацкое войско со всей Украиной, хотя бы поднепровской. Хотели, значит, оторваться от Польши всей землей и перейти под верховенство московское, так как когда-то строили такие планы украинские мятежники XV – XVI вв. Нет сомнения, что и позднее такие планы и разговоры возникали и в киевских, и в казацких кругах».

Следовательно, будь тогда у Москвы сил побольше, и будущим украинским самостийникам пришлось бы называть “зрадныком (предателем) Украины” не Богдана Хмельницкого, а Петра Сагайдачного.

При П.Сагайдачном казачество включается в религиозную борьбу, беря на себя роль защитника православной церкви от натиска униатства, распространявшегося в Речи Посполитой после принятия церковной унии в 1596 году. Под властью польской короны православное население подвергалось не только экономическому гнету, но и постоянно сталкивалось с поруганием своей веры.

Как писал Н.Костомаров: «Владельцы захватывали церковные имения, приписанные к тем храмам или обителям, которые находились на земле их вотчин или староств; обращали насильно православные церкви в униатские; нередко толпа шляхтичей, живших у пана, врывалась в монастырь, разгоняла и мучила иноков, принуждая к унии: их заключали в оковы, вырывали им волосы, томили голодом, иногда же топили и вешали. Тогда жиды, смекнув, что в новом порядке вещей можно для себя извлечь новые выгоды, убедили панов отдать в их распоряжение, вместе с имениями, и церкви гонимого вероисповедания. Жид брал себе ключи от храма и за каждое богослужение взимал с прихожан пошлину, не забывая при этом показать всякого рода нахальство и пренебрежение к религии, за которую некому было вступиться».

Благодаря стараниям П.Сагайдачного, в 1620 году в Речи Посполитой была восстановлена православная иерархия, представители которой, видя гонения на православную веру в Польше, стали искать поддержку в Москве.

«Первым из православных южнорусских архиереев, возбудивших вопрос о воссоединении Руси, был Исайя Копинский», – отмечал П.Кулиш, говоря о епископе перемышльском И.Копинском, отправившем в 1622 году русскому царю письмо с просьбой о помощи, и продолжал: «Челобитная Исайи Копинского выражает однако ж, не все, чем полна была душа его. Посланцам своим поручил он объявить путивльским воеводам на словах, в качестве “экзарха Малой России, земли Киевской”, как титулует он себя в своем писании, о готовности православных признать над собою власть московского царя».

В 1624 году митрополит Иов Борецкий направил в Москву своего посла – епископа луцкого и острожского Исакия Борисковича, о чем М.Грушевский писал так: «Летом 1624 г. сам митрополит послал в Москву одного из владык, описывая тяжелые беды, которые терпят православные, и спрашивая московского царя, не принял ли бы Украину и войско казацкое под свою руку…».

Не были удовлетворены своим положением и православные городские жители Речи Посполитой, в особенности ремесленники. В Галичине, где польская власть установилась еще в XIV веке, со времени принятия церковной унии, к примеру, во Львове православным было запрещено не только участвовать в муниципальном совете, но даже торговать и записываться в ремесленные цехи. Многие города находились в собственности магнатов, которые облагали мещанскую массу тяжелыми податями и повинностями, ограничивали развитие городских ремесел.

В 1625 году казаки послали свою депутацию в сейм с перечнем различных притеснений, которые терпели православные в Речи Посполитой. «Вместе с тем они, – как отмечал Н.Костомаров, – в совете с митрополитом Иовом, отправили к московскому царю посольство, с просьбою принять казаков под свое покровительство».

В 1630 году на Украине вспыхивает восстание под предводительством Тараса Федоровича (Трясила).

Чтобы усмирить казаков и пресечь бегство народа за пороги, коронный гетман Конецпольский заложил невдалеке от порогов крепость Кодак и разместил в ней польский гарнизон, но в августе 1635 года казаки, возглавляемые Иваном Сулимой, разрушили эту крепость, а гарнизон перебили.

В 1637 году началось восстание под руководством Павла Бута (Павлюка). Павлюк издал универсал, призывая казаков и крестьян на войну. Крестьяне принялись громить панские имения, а также бить иудеев. Против повстанцев выступила польская армия под командованием гетмана Николая Потоцкого, который беспощадно расправлялся с мятежниками, – вся дорога от Днепра до Нежина уставлена была кольями с посаженными на них хлопами. Весной 1638 года восстание продолжилось под предводительством Якова Острянина (Остряницы), Карпа Скидана и Дмитрия Гуни.

Казацко-крестьянские восстания конца XVI и первой половины XVII века свидетельствуют о глубоком недовольстве южнорусского народа тем положением, в котором он оказался в результате польской колонизации. Неоднократные обращения представителей казачества и духовенства с просьбами о переходе под власть русского царя, многочисленные побеги крестьян на московские земли подтверждают, что еще задолго до восстания под руководством Б.Хмельницкого и до Переяславской Рады 1654 года объединение с Великой Русью рассматривалось в различных слоях южнорусского населения как способ избавиться от гнета шляхетской Польши.

Однако в то время Русское государство еще не было готово вступить в борьбу с Речью Посполитой за возвращение ранее отторгнутых Литвой и Польшей западных и юго-западных русских земель.

С другой стороны, побудительные мотивы, поднимавшие казачество и крестьянство на восстания, были различными. Никакой общенациональной идеи у повстанцев не было, за исключением разве что лозунга ликвидации церковной унии. Верхушка казачества не только не намеревалась освобождать крестьян от крепостной зависимости, но сама хотела получить по отношению к крестьянам такие же права, какими обладала шляхта, и не теряла надежды достичь этой цели в рамках Речи Посполитой. Для той части казацкой старшины, которая принимала участие в восстаниях, эти восстания были лишь средством давления на польское правительство с целью расширения своих привилегий. В критические моменты восстаний казацкая верхушка всегда была готова идти на соглашение с правительством. Отсутствие общих целей у казачества и крестьянства, разногласия между реестровыми и нереестровыми казаками в значительной мере служили причиной поражения казацко-крестьянских восстаний.

Так и восстания 1630-х годов завершились в конечном итоге в 1638 году победой поляков и полной капитуляцией казаков.

30 августа 1638 года Н.Потоцкий созвал в Киеве раду реестровых казаков, на которой огласил утвержденный сеймом документ под названием “Ординация Войска Запорожского реестрового, состоящего на службе Речи Посполитой”, в преамбуле которого было сказано: «…По воле господа, владыки всех войск и ополчений, разгромив и победив казаков, отвратив от Речи Посполитой опасность, мы отнимаем на вечные времена все их древние юрисдикции, прерогативы, доходы и прочие блага, которыми они пользовались в награду за услуги, оказанные нашим предкам, и которых ныне лишаются вследствие своего бунта.

Мы постановляем, чтобы все те, которым судьба сохранила жизнь, были обращены в хлопов. Но так как многие реестровые, которых Речь Посполитая признает на своей службе только в количестве 6000, оказались покорными нам и Речи Посполитой, то мы по воле нынешнего сейма, постановляем следующую ординацию этого войска».

Далее говорилось, что должность старшего «впредь никогда не будет занимать лицо из их среды».

Место гетмана должен быть занять назначаемый комиссар, непременно шляхетского происхождения, который «поддерживал бы порядок в войске» и «предупреждал всякие бунты». Реестровые полки должны были по очереди выступать на Запорожье, где следить, «чтобы своеволие не скрывалось на островах и речках». Кроме этих казаков, ни один казак без письменного свидетельства, выданного комиссаром, не должен был ходить на Запорожье под страхом смерти. Мещанам запрещалось записываться в казаки и даже выдавать своих дочерей замуж за казаков «под опасением конфискации имущества».

Во главе казацкого реестра был поставлен шляхтич Петр Комаровский. Генеральный писарь Богдан Хмельницкий лишился своей должности и стал по-прежнему чигиринским сотником. Польские начальники назначили реестровым казакам полковников – почти всех поляков, и взяли казаков под строгий надзор. Чтобы препятствовать побегам народа за пороги, была восстановлена крепость Кодак.

Наступило затишье. Десятилетие 1638–1648 гг. польские авторы называли временами “золотого покоя”. Но этот покой обеспечивался лишь жестокими карательными мерами, – малейшие проявления “своеволия” беспощадно подавлялись. Н.Костомаров писал, что «по укрощении казаков, без удержу изливалась шляхетская злоба над русским народом за то, что ему не по душе было шляхетское владычество».

Именно потому, что южнорусский народ не хотел оставаться под польско-шляхетским владычеством, времена “золотого покоя” оказались только непродолжительным затишьем перед бурей.

***

В 1648 году началось восстание под руководством Богдана Хмельницкого.

Польские авторы XIX века высказывали мнение, что причиной восстания послужили личные обиды, нанесенные Хмельницкому шляхтичем Чаплинским. «Но если бы эти обиды, – писал историк, украинофил В.В.Антонович, – носили исключительный, личный характер, если бы они не были выражением общего гнета, распространившегося на все южнорусское население края, если бы другие жители не подвергались таким же точно, если не большим обидам, то конечно в таком случае восстание не могло бы произойти, ибо с одной стороны Хмельницкий нашел бы защиту и удовлетворение в администрации и суде, с другой народонаселение не поднялось бы из-за личной обиды одного человека. Только общий гнет и общее насилие вызывают общую реакцию и личная месть бессильна поднять народные массы».

Народное восстание, вспыхнувшее в 1648 году, приобрело такой размах, какого не ожидал и сам инициатор этого восстания – Богдан Хмельницкий, типичный представитель казацкой верхушки, склонной к соглашательству с польскими властями.

Уже в ходе восстания, в 1649 году, Б.Хмельницкий заключил с поляками Зборовский договор, который предусматривал увеличение численности казацкого реестра до 40 тысяч человек и размещение Войска Запорожского в трех воеводствах – Киевском, Черниговском и Брацлавском, что примерно соответствовало территории, имевшей географическое название “Украина”. Отсюда украинские историки делают вывод о возникновении таким образом украинской державы. В действительности же права автономии, предоставленные Зборовским договором, относились не ко всему населению указанных трех воеводств, а только к 40 тысячам реестровых казаков. Все прочие жители должны были вернуться к прежнему состоянию, – для них возвращалась подчиненная Варшаве администрация и польские паны, ранее изгнанные повстанцами.

Б.Хмельницкий осознавал себя всего лишь тем, кем он тогда был, – предводителем казацкого войска, а не главой государства, почему и выступал всегда только от имени Войска Запорожского, чем поставил будущих украинских историков, вознамерившихся отыскать в тот период украинскую державу, перед вопросом: а как же эта держава называлась? Уверять, что она называлась Украиной, возьмется разве что отпетый лжец, поэтому, к примеру, украинский историк И.Крипьякевич, не мудрствуя лукаво, пишет: «Название державы вначале было – Запорожское войско; при Выговском, а позже при Мазепе проектировали название Руського Княжества; в связях с Московщиной употребляли как официальный титул слово Малороссия; название Украина в официальных документах не принялось, но в текущей жизни приобрело значение и распространение».

Столь странное для государства название – “Войско Запорожское”, объясняется тем, что ни о каком государстве тогда речи не было, а под этим названием следует понимать только то, что оно буквально означает – войско, казацкий реестр, численность которого согласно Зборовскому договору устанавливалась в 40 тысяч человек.

Но успех восстания, неожиданный для самого Хмельницкого, был обусловлен тем, что к казачеству присоединилась масса простого народа, поднявшегося на борьбу против гнета польских панов, и не желавшего возвращаться в прежнее подневольное состояние, как это было предписано Зборовским договором. Такая, с позволения сказать, “держава” для сорока тысяч реестровых, не могла удовлетворить преобладающую часть населения, и восстание продолжилось. Однако поражение казацкого войска под Берестечком ухудшило ситуацию – согласно Белоцерковскому договору 1651 года реестр сокращался до 20 тысяч человек, а территория размещения Войска Запорожского уменьшалась до размеров одного Киевского воеводства.

На сей раз завершить борьбу компромиссом с властью, удовлетворить включенную в реестр часть казачества и загнать при этом массу крестьянства в прежнее состояние, было уже невозможно. В то же время продолжение войны с Польшей грозило полным разгромом повстанцев. Невозможность обеспечить права и вольности реестрового казачества в условиях польского подданства вынуждала Б.Хмельницкого искать другие пути к достижению желанной цели. И единственным, приемлемым для большинства южнорусского населения, выходом из создавшегося положения являлось принятие московского подданства.

И никакой “Украинской державы” Б.Хмельницкий Москве не сдавал, по причине полного таковой державы отсутствия. А насколько трудновыполнимой в то время была задача отрыва от Польши даже не всех южнорусских земель, а хотя бы только Украины, показывает история начавшейся в 1654 году совместной борьбы казацких и московских войск с Польшей. Борьба эта завершилась только в 1667 году заключением Андрусовского перемирия, в соответствии с условиями которого под власть русского царя перешла левобережная Украина и город Киев с окрестностями на правом берегу Днепра, а остальная правобережная Украина, Волынь и Подолия остались под властью Польши еще до конца XVIII века.

***

Если выбор народа, сделанный в Переяславе, был однозначен, и возможность возврата в польское подданство или перехода в подданство турецкое народом отвергалась безусловно, то среди казацкой старшины такого единодушия не было. Кроме тех, кто ориентировался на Москву, в ее рядах были также сторонники польской и турецкой ориентации. Своим идеалом казацкая старшина видела положение польской шляхты, статус же русского дворянства, связанного долгом службы царю, не был для нее привлекательным. Как писал украинский историк Д.Дорошенко: «Перспектива превратиться в царских “холопов” (так называли себя даже самые родовитые и самые заслуженные московские бояре), лишенных всяких политических прав и зависимых исключительно от милости самодержавного царя, не могла привлекать людей, у которых перед глазами была Польша с ее шляхетской свободой, с ее высоко развитой политической жизнью».

Поэтому после смерти Б.Хмельницкого часть казацкой старшины во главе с новым гетманом И.Выговским попыталась вернуть Украину в состав Речи Посполитой. Что же касается народной массы, то, по словам Д.Дорошенко, «сама мысль о возврате под верховенство польского короля была для нее страшной и нестерпимой».

Сейчас принято прославлять таких деятелей, как Иван Выговский (гетман в 1657–1659 гг.), который являлся противником Москвы. Но какова была участь Выговского? Вначале ему сопутствовал успех – он подавил поднявшееся против него восстание на Полтавщине, причем 15 тысяч повстанцев было убито в бою, а в общей сложности эта борьба стоила Украине 50 тысяч жертв; он разорвал соглашение с Москвой и заключил в 1658 году в Гадяче договор с Польшей, представлявший собой новое, исправленное издание Зборовского соглашения 1649 года; весной 1659 года разбил московское войско под Конотопом. Но уже в сентябре 1659 года снова вспыхнуло народное восстание против Выговского. Выговский пытался воззвать к казацкой раде, но украинским депутатам в варшавский сейм Сулиме и Верещаке казаки не дали говорить и зарубили их на месте. Сам Выговский вынужден был бежать. Отступив на Правобережье, он еще пытался защищать свою политику, но окончательно потерял поддержку в народе, сложил булаву и перешел к полякам.

Юрий Хмельницкий (гетман в 1659–1663 гг.) после поражения московских войск под Чудновом на Волыни согласился на мир с Польшей на условиях Гадячского договора. Но левобережные полки выступили против связей с Польшей. Юрий Хмельницкий утратил остатки своего влияния. В начале 1663 года он отрекся от гетманства и постригся в монахи.

Гетман Правобережной Украины Павло Тетеря (1663–1665) с помощью поляков организовал военный поход на Левобережье, пытаясь оторвать его от Москвы, но при этом поднялось народное восстание не на Левобережье против Москвы, а на Правобережье против Тетери и поляков. Им пришлось спешно отступать. В поисках виновников неудачи поляки обвинили в измене и расстреляли полковника Ивана Богуна, столь же печальный конец ждал и Выговского, он также был расстрелян поляками. Тетеря, видя всеобщую против себя ненависть, отрекся от гетманства и, прихватив с собой гетманские клейноды и сокровища, подался в Польшу, где принял католичество и завещал свое имущество иезуитам.

Правобережный гетман Петро Дорошенко (1665–1676) решил принять турецкую ориентацию. После прихода турок население Правобережья целыми сотнями и тысячами стало убегать на левый берег Днепра. Дорошенко все больше терял авторитет, его оставили все давние сторонники, в 1676 году он сложил булаву в пользу левобережного гетмана И.Самойловича.

Если допустить, что Москва была главным врагом Украины, то как тогда объяснить факт массового переселения украинцев на московские земли в XVII веке? Особенно возрос поток переселенцев после поражения войск Б.Хмельницкого под Берестечком в 1651 году. Как отмечал украинский историк Д.Багалий: «Казацкая летопись нам рассказывает, что тогда казачество заселило слободы на московских грунтах в Слобожанщине – и с того времени стали заселяться Сумы, Лебедин, Харьков, Ахтырка и все слободы казацким народом. Второе переселение было в 1659 году, но самое значительное в тяжелые времена руины […] когда гетманом на правобережье был Дорошенко и все правобережье превратилось в пустыню».

Об этом же писал и М.Грушевский: «…после того как проиграно было большое восстание 1648-9 годов (Хмельницкого), это движение украинского народа за Днепр стало огромным, массовым: множество людей, целыми поселениями покидало Правобережную Украину не желая возвращаться назад под власть панов…»

Что же это украинцы не хотели жить под властью цивилизованной европейской Польши, а бежали, причем массово, на земли “дикой азиатской Московщины”? И при гетмане П.Дорошенко спасались от турок не в Польше, а шли опять же под власть Москвы.

Можно встретить мнение, что переход Б.Хмельницкого в подданство к московскому царю был роковой ошибкой, и любая другая ориентация была бы для Украины предпочтительной. Рассматривая этот вопрос, нам нет надобности гадать, что было бы, если бы… История сложилась так, что были реально и неоднократно предприняты попытки вернуть Украину под власть Польши (И.Выговский, Юрий Хмельницкий, П.Тетеря), и даже был испробован такой экзотический вариант как переход в турецкое подданство (Петро Дорошенко). Чем все это кончалось – известно.

Жители южной Руси противились попыткам оторвать Украину от Российского государства потому, что за этим отрывом должна была последовать не мифическая независимость, а вполне конкретная смена подданства – во второй половине XVII – в начале XVIII века возвращение польского господства. Для народа же такой поворот событий был абсолютно неприемлем.

Кроме нежелания идти под власть поляков, была еще одна причина, побуждавшая население Украины крепко стоять на стороне царя московского. Как отмечал Д.Дорошенко: «в нем [царе] массы хотят видеть заступника и защитника против собственного господствующего сословия, против казацкой старшины, которая занимала место прежних панов».

Тот факт, что попытки отдельных представителей казацкой верхушки отторгнуть Украину от Российского государства неизменно завершались полным провалом, не находя народной поддержки, убедительно доказывает жизненность Переяславских соглашений 1654 года, когда объективно был совершен исторический акт воссоединения Руси.

***

Итак, только левобережная часть Украины перешла в XVII веке под власть “отсталой Москвы”, а правобережная Украина (за исключением города Киева с прилегающей местностью), Волынь, Подолия могли и дальше вкушать плоды европейской культуры под верховенством польской короны. И, возможно, в XVIII веке, эти территории, не испытывавшие на себе “гнета Москвы”, все-таки стали процветающими, а их население благоденствовало?

Украинские авторы постоянно напоминают о ликвидации царским правительством Запорожской Сечи в 1775 году, однако для полноты картины надо помнить и о том, что в 1784 году казацкое войско было восстановлено, а в 1792 году бывшие запорожцы, переименованные, правда, в черноморских казаков, получили возможность поселиться на Кубани.

А какова была участь казачества, оставшегося под властью Польши? Если король Ян Собесский еще покровительствовал казачеству, надеясь использовать его в борьбе против турок, то уже в 1699 году был издан сеймовый декрет, которым казачество упразднялось, а все именовавшие себя казаками должны были поступать в число панских подданных или выбираться вон из края.

Таким образом, казачество под властью Польши было просто упразднено, а как жили под этой властью панские подданные? Очевидно, что их жизнь была далека от благоденствия, почему они опять же поднимались на восстания.

Историк Н.И.Костомаров так писал о порядках, установленных поляками на правобережье Днепра: «Прибавим еще вот что: когда в 1702 и 1703 году взбунтовались против шляхетского господства русские жители Волыни и Подолии, паны расправились с ними таким свирепым способом, что уже в 1708 году Мазепа, собиравшийся сам изменять России и переходить на сторону Карла XII и союзных с ним поляков, в письме своем к коронному кухмистру Тарлу, вспоминал о том, что делали еще недавно поляки с южнорусским народом, и указывал, что такими мерами можно озлобить этот народ и расположить его к верности царю московскому. И о чем-то не говорится в этом письме, чего там не упоминается: и варение детей в кипятке, и втыкание их на копья, и разбивание об угол хаты, и поругания над женщинами, и всевозможнейшие истязания, какие только выдумать в состоянии самое разнузданное зверство. Сомневаться во всем этом нет основания тем более, что это писал человек, готовившийся отдавать Украину во власть полякам! Если в XVIII столетии такое вытворяли поляки, то могли еще скорее то же вытворять в XVII и XVI».

Уже цитированный нами историк В.В.Антонович отмечал: «Нам поэтому кажется, что шляхетский строй, насаждаемый в южнорусском крае, был не символом культуры и порядка, а скорее симптомом отсталости и культурной аберрации самого польского общества».

Польские паны стремились также окончательно уничтожить православие на Правобережье, жестоко преследуя православное духовенство.

В Галичине в начале XVIII века уже полностью восторжествовало униатство, причем польские власти относились к униатским священникам с крайним пренебрежением и нисколько не заботились об их просвещении, считая унию только переходной стадией на пути к принятию римско-католической веры. Когда после четырехсотлетнего польского господства над Галицкой Русью, она в 1772 году, по первому разделу Речи Посполитой, перешла под власть Австрии, о галицких русинах говорили, что это народ “хлопов и попов”, причем хлоп неграмотен, а поп полуграмотен. Вот таким был итог “цивилизующего” воздействия Европы, представленной польской шляхтой и иудеями, на коренных жителей Галицкой Руси.

В результате второго (1793 г.) и третьего (1795 г.) разделов Речи Посполитой правобережная Украина, Волынь и Подолия отошли к России.

Конечно, жизнь крестьянина в те времена была нелегкой и в России. Но когда в 1830 году польская шляхта подняла восстание против России, стремясь возродить независимую Польшу в границах, существовавших до разделов Речи Посполитой в XVIII веке, то малорусское крестьянство на правобережье Днепра не только не поддержало польских повстанцев, но и отнеслось к ним с явной враждебностью. По этому поводу даже польский историк Владислав Серчик заметил, что «много украинских крестьян относилось к повстанцам прямо враждебно, потому что опасалось возврата порядков, господствовавших тут в предыдущем столетии».

***

Таким образом, в период, предшествующий восстанию под руководством Б.Хмельницкого Украина не являлась государством. Это была территория, которая, как и вся Южная Русь, пребывала тогда под польским владением. Если на этой территории кто и благоденствовал, то это были польские паны, а вовсе не южнорусское православное население, которое подвергалось экономическому гнету и сталкивалось с поруганием своей веры. Относительно благополучным было состояние только реестрового казачества, находившегося на службе у польской короны. Но численность реестра не была постоянной, и сокращалась, когда надобность в казацком войске уменьшалась. А казацкая старшина, пределом мечтаний которой было достичь положения, равного положению польской шляхты, так и не могла добиться осуществления своих желаний.

Недовольство южнорусского населения условиями своей жизни под польской властью проявлялось в казацко-крестьянских восстаниях, которые неоднократно потрясали юго-восточные окраины Речи Посполитой в конце XVI – первой половине XVII столетия. Самым мощным из этих восстаний стало начатое в 1648 году восстание под руководством Б.Хмельницкого.

Права автономии, предоставленные условиями Зборовского договора 1649 года, не означали возникновения Украинского государства, так как относились не к определенной территории со всем ее населением, а касались только 40 тысяч реестровых казаков. Но и эти права после поражения повстанцев под Берестечком в 1651 году были существенно ограничены. Продолжение восстания неизбежно вело к полному разгрому повстанцев и восстановлению польского господства в полном объеме.

Таким образом, решение о переходе Войска Запорожского с землями и городами “под государеву высокую руку”, принятое на Переяславской раде в 1654 году, и скрепленное присягой, не было случайностью или ошибкой, а имело глубокие основания в предшествующей истории Южной Руси. Причем меньше всего следует упрекать за это решение Б.Хмельницкого и людей из его ближайшего окружения – И.Выговского, П.Тетерю и др. Они лишь только выполнили волю народа, который, к великому огорчению некоторых нынешних украинских авторов, упорно не желал приобщаться к “европейским ценностям”, навязываемым ему в ходе польской колонизации, не хотел терпеть беспредельный произвол магнатов и шляхты, противился насаждению ненавистной унии.

Признавая, что часть казацкой старшины питала больше симпатий к Варшаве с ее шляхетскими вольностями, нежели к Москве с ее твердой властью, и уже после заключения Переяславских соглашений 1654 года предпринимала попытки вернуть Малую Русь под власть Польши и тем самым опять приобщить ее к “европейской культуре”, в то же время надо признать, что подобные попытки встречали решительное противодействие основной массы населения и неизменно заканчивались провалом.

Чтобы представить себе, какая участь ждала Украину, если бы Переяславские соглашения 1654 года не были бы заключены, нет надобности заниматься гаданиями. Просто не следует забывать о том, что Правобережная Украина осталась-таки под властью Польши, и находилась там до конца XVIII века. Вот те порядки, которые существовали на Правобережье, господствовали бы на всей территории Украины. И это продолжалось бы до тех пор, пока Речь Посполитая в силу внутренних причин не пришла к полному упадку, после чего она была разделена между своими соседями – Австрией, Пруссией и Россией.

С украинскими авторами, сожалеющими сейчас о том, что Украина (Южная Русь) не осталась под властью Польши, можно согласиться при условии, что они рассматривают данный вопрос с точки зрения польской шляхты, которая и в самом деле чувствовала себя на Украине как в раю, но совершенно упускают из виду положение большинства южнорусского населения в те далекие времена, точно так же как и ныне, по существу отстаивая интересы западных стран, в том числе той же Польши, полностью игнорируют интересы большинства жителей современной Украины, предоставляя им участь быдла, обреченного гнуть спину на новоявленных панов.

Леонид Соколов